Барон Роберт-Николай-Максимилиан (Роман Федорович) фон Унгерн-Штернберг родился 29 декабря 1885 года (по старому стилю). Он происходил из старинного немецко-балтийского (остзейского) графского и баронского рода, включенного в дворянские матрикулы всех трех российских прибалтийских губерний. Барон вырос в Ревеле у своего отчима барона Оскара Федоровича фон Гойнинген-Гюне. В 1896 году по решению матери был отдан в петербургский Морской кадетский корпус, при поступлении в который барон поменял имя на русское и стал Романом Федоровичем. За год до окончания учебы, во время Русско-японской войны, фон Унгерн отправился на фронт вольноопределяющимся 1-го разряда в 91-й Двинский пехотный полк. Однако, когда полк Унгерна прибыл на театр военных действий в Маньчжурию, война уже закончилась. За участие в походе против Японии барон был награжден светло-бронзовой медалью и в ноябре 1905 года произведен в ефрейторы. В 1906 году поступил и в 1908 году окончил Павловское военное училище по 2-му разряду. С июня 1908 года служил в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска в чине хорунжего. В конце февраля 1911 года был переведен в Амурский казачий графа Муравьева-Амурского полк. В июле 1913 года подал в отставку и уехал в Кобдо (Монголия), где служил в сотне есаула Комаровского сверхштатным офицером.
С началом Первой мировой войны Роман Федорович поступил в 34-й Донской казачий полк. За время войны пять раз был ранен. За подвиги, храбрость и отвагу во время войны барон был награжден целым рядом орденов. В конце 1914 года барон перешел в 1-й Нерчинский полк. В сентябре 1916 года был произведен из сотников в подъесаулы, а затем и в есаулы. В октябре 1916 года за нарушение дисциплины был удален из полка. В 1917 году Унгерн отправился во Владивосток, а оттуда попал на Кавказский фронт в 3-й Верхнеудинский полк, где оказался вновь вместе со своим другом по предыдущему полку Г. М. Семеновым.
В июле 1917 года Семенов выехал из Петрограда в Забайкалье. Он был назначен комиссаром Временного правительства на Дальнем Востоке по формированию национальных частей. Вслед за ним в Забайкалье отправился барон Унгерн. В Иркутске Унгерн присоединился к Семенову. Узнав об Октябрьской революции, Семенов, Унгерн и еще 6 человек уехали в Читу, оттуда — на станцию Даурия в Забайкалье, где было решено формировать полк.
2 Гражданская война
В декабре 1917 года Семенов, Унгерн и еще 5 казаков разоружили деморализовавшийся русский гарнизон станции Маньчжурия. Здесь Семенов начал формировать Особый Маньчжурский отряд для борьбы с красными. В начале 1918 года Унгерн был назначен комендантом ст. Хайлар. Барон разоружил находившиеся там пробольшевистски настроенные части. Успешные операции вдохновили Семенова и Унгерна на расширение своих действий. Они занялись формированием национальных отрядов, в том числе из представителей монголов и бурят. После появления зимой-весной 1918 года в Забайкалье многочисленных эшелонов с пробольшевистски настроенными солдатами, возвращавшимися с развалившегося германского фронта, семеновский отряд был вынужден отступить в Маньчжурию, оставив за собой лишь небольшой кусочек российской земли в районе реки Онон. Весной и летом года на Даурском фронте Маньчжурский отряд вел затяжные бои с красными, в которых участвовал Унгерн. После того, как советская власть в Забайкалье пала, Семенов в сентябре 1918 года утвердил в Чите свою ставку. Унгерн получил чин генерал-майора. Он перебазировался из Хайлара в Даурию.
1 сентября 1918 года в Даурии была сформирована Отдельная конная туземная бригада, на основе которой позже был образован Туземный конный корпус, затем преобразованный в Азиатскую конную дивизию под командованием Унгерна. Из Даурии Унгерн делал рейды против красных партизан Забайкалья.
В ноябре 1919 года войска красных приблизились к Забайкалью. В январе — феврале 1920 года они развернули широкое наступление. В марте красные взяли Верхнеудинск, семеновцы отступили к Чите. В июне — июле белые развернули последнее широкое наступление в Забайкалье. Унгерн действовал в направлениях на Александровский и Нерчинский заводы в координации с войсками генерала Молчанова. Но выдержать давление превосходящих сил красных белые не смогли. Унгерн стал готовить отход в Монголию. 7 августа 1920 года Азиатская дивизия была преобразована в партизанский отряд.
3 Поход в Монголию
В августе 1920 года Азиатская дивизия покинула Даурию и ушла в направлении Монголии, оккупированной китайскими войсками. Войско Унгерна перешло границу с Монголией 1 октября у поселка Усть-Букукун и направилось на юго-запад. Подойдя к столице Монголии Нийслэл-Хурэ, барон вступил в переговоры с китайским командованием. Все его требования, включая разоружение китайских войск, были отвергнуты. 26−27 октября и 2−4 ноября 1920 года унгерновцы штурмовали город, но потерпели поражение, понеся значительные потери. Китайцы ужесточили режим в Урге, установив контроль религиозных служб в буддийских монастырях, занявшись грабежами и арестами русских и монголов.
После поражения войско Унгерна отошло в верховья реки Керулен в аймаке Сэцэн-хана в восточной Монголии. Здесь Унгерн получил моральную и материальную поддержку всех слоев монгольского населения. Материальное положение дивизии улучшалось, в том числе за счет захватов караванов, направлявшихся из Китая для снабжения китайского гарнизона Урги. Дивизия пополнялась за счет отдельных групп белых, проникавших из Забайкалья. Монгольские князья организовали мобилизацию монголов. В дивизии царила жесткая палочная дисциплина. Теократический монарх Монголии, Богдо-гэгэн VIII, находившийся под китайским арестом, тайно прислал Унгерну свое благословение на изгнание китайцев из страны.
4 Штурм Урги
В течение двух месяцев, прошедших со времени предыдущего штурма, Азиатская дивизия выросла до 1460 человек. Она располагала 12 пулемётами и 4 орудиями. Монгольское население распространяло слухи о том, что Унгерн формирует большую монгольскую армию численностью до 5 тыс. человек. Это стало известно китайскому командованию, которое за всё время оккупации не проводило никаких фортификационных работ, и не могло подтвердить достоверность этих сведений из-за отсутствия налаженной разведки.
Сама личность барона Унгерна оказывала на китайцев деморализующее воздействие. В один из дней, когда шла подготовка к штурму, он побывал в осажденной Урге. Барон, одетый в свое обычное монгольское одеяние — в красно-вишневый халат, белую папаху, с ташуром в руках, — просто въехал в Ургу по главной дороге, средним аллюром. Он побывал во дворце главного китайского сановника в Урге, Чэнь И, затем мимо консульского городка вернулся в свой стан. На обратном пути, проезжая мимо тюрьмы, он заметил, что китайский часовой здесь мирно спал на своем посту. Это нарушение дисциплины возмутило барона. Он слез с коня и наградил спавшего часового несколькими ударами плети. Проснувшемуся и страшно испуганному солдату Унгерн пояснил, что часовому на карауле спать нельзя и что он, барон Унгерн, наказал его за это. Затем он сел снова на лошадь и спокойно поехал дальше. Это появление Унгерна в Урге произвело сенсацию среди населения города, а китайских солдат повергло в страх и уныние, внушив им уверенность, что за бароном стоят и помогают ему какие-то сверхъестественные силы.
В ночь на 1 февраля 1921 года отряд из тибетцев, монголов и бурят направился на юго-западный склон горы Богдо-ула (южнее Урги), где находился под арестом Богдо-гэгэн. Главные силы белых двинулись на Ургу. В тот же день отряд под командованием Резухина захватил передовые позиции китайцев южнее Урги. Две сотни под командой Хоботова и Неймана подошли к городу с юго-востока. 2 февраля войска Унгерна после боев захватили остальные передовые позиции китайцев и часть Урги. Во время этих боев из-под ареста был освобожден Богдо-гэгэн, его доставили в монастырь Манджушри-хийд. Это известие еще больше деморализовало китайцев.
3 февраля Унгерн дал своим войскам отдых. На сопках вокруг Урги белые ночью зажгли большие костры, по которым ориентировался отряд Резухина, готовившийся к решающему штурму. Костры также создавали впечатление, что к Унгерну подошли подкрепления, которые окружают город. 4 февраля барон предпринял решающий штурм столицы с востока, захватив сначала китайские казармы и торговую слободу Маймачен. После жестоких боев город был захвачен. Часть китайских войск покинула Ургу до и во время боев. Однако небольшие сражения происходили еще 5 февраля.
11−13 марта Унгерн захватил укрепленную военную базу китайцев в Чойрыне на юге Монголии; другую базу, в Замын-Уудэ несколько южнее, китайские солдаты оставили без боя. Оставшиеся китайские войска, отступившие от Урги на север Монголии, попытались обойти столицу и пробраться в Китай. Кроме того, большое число китайских солдат двинулось в том же направлении от Маймачена (у российской границы в районе города Кяхта). Русские и монголы восприняли это как попытку вновь захватить Ургу. Несколько сотен казаков и монголов встретили несколько тысяч китайских солдат в местности Талын-Улан-Хад в районе тракта Урга — Улясутай у реки Тола в центральной Монголии. Бои шли с 30 марта по 2 апреля. Китайцы были разбиты, часть сдалась, а часть прорвалась на юг в Китай. Теперь вся Внешняя Монголия была свободной.
Урга встретила белых как освободителей. Первое время в городе происходили грабежи, но вскоре Унгерн жестко их пресек. 22 февраля 1921 года состоялась торжественная церемония повторного возведения Богдо-гэгэна VIII на трон великого хана Монголии. За заслуги перед Монголией Унгерн был пожалован титулом дархан-хошой-чин-вана в степени хана. Часто ошибочно считают, что Унгерн стал диктатором или ханом Монголии, а монархическое правительство было марионеточным. Это не так: всю полноту власти осуществлял Богдо-гэгэн VIII и его правительство. Барон действовал с санкции монарха. Унгерн получил один из высших титулов в Монголии, но не власть.
5 Поход в Сибирь 1921 года
Понимая, что Белое дело в России проиграно, Унгерн пытался использовать для восстановления монархии в России недовольство народа советской властью. Он надеялся также использовать действия других белых отрядов, монархистов Монголии, Маньчжурии, Китая и Восточного Туркестана, а также японцев.
21 мая Унгерн издал приказ № 15 «русским отрядам на территории Советской Сибири», которым объявил о начале похода на советскую территорию. В приказе, в частности, говорилось:
«…в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно — законный хозяин Земли Русской Император Всероссийский Михаил Александрович… В борьбе с преступными разрушителями и осквернителями России помнить, что по мере совершенного упадка нравов в России и полного душевного и телесного разврата нельзя руководствоваться старой оценкой. Мера наказания может быть лишь одна — смертная казнь разных степеней. Старые основы правосудия изменились. Нет «правды и милости». Теперь должны существовать «правда и безжалостная суровость». Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить Божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем…"
Необходимо отметить, что Михаил Александрович Романов был убит в Перми еще летом 1918 года. Но Унгерн не верил в его гибель.
Весной 1921 года Азиатская дивизия была разделена на две бригады: одна под командованием генерал-лейтенанта Унгерна, другая — генерал-майора Резухина. Последняя должна была перейти границу в районе станицы Цежинской и, действуя на левом берегу Селенги, идти на Мысовск и Татаурово по красным тылам, взрывая по пути мосты и тоннели. Бригада Унгерна наносила удар на Троицкосавск, Селенгинск и Верхнеудинск. Бригада Унгерна включала 2100 бойцов, 20 пулеметов и 8 орудий, бригада Резухина — 1510 бойцов, 10 пулеметов и 4 орудия, части оставленные в районе Урги — 520 человек.
В мае бригада Резухина начала рейд через границу с Россией к западу от р. Селенга. Бригада Унгерна выступила из Урги 21 мая и медленно двинулась на север. К этому времени красные уже перебрасывали войска с разных направлений к границе с Монголией.
Бригаде Резухина в Забайкалье удалось разбить несколько красных отрядов. В одном из этих боев, 2 июня под станицей Желтуринской, отличился К. К. Рокоссовский, который получил за это второй орден Боевого Красного Знамени. У Резухина не было связи с бригадой Унгерна, в результате действий красных создалась угроза окружения. 8 июня он начал отступление и с боями ушел в Монголию.
Бригада Унгерна потерпела поражение в боях за Троицкосавск 11−13 июня. Затем объединенные силы большевиков и красных монголов, после незначительных боев с арьергардами Унгерна, 6 июля вошли в Ургу, оставленную белыми.
Унгерн, дав небольшой отдых своей бригаде на р. Иро, повел ее на соединение с Резухиным. Бригада Унгерна подошла к бригаде Резухина 7 или 8 июля, но переправиться через Селенгу и соединить силы удалось лишь через 4−5 дней. 18 июля Азиатская дивизия уже двинулась в свой последний поход — на Мысовск и Верхнеудинск. Силы Азиатской дивизии к моменту выступления во 2-й поход составляли 3250 бойцов при 6 орудиях и 36 пулеметах.
1 августа 1921 года барон Унгерн одержал победу у Гусиноозерского дацана, взяв в плен 300 красноармейцев, 2 орудия, 6 пулеметов, 500 винтовок и обоз. Наступление белых вызвало большую обеспокоенность властей ДВР. Обширные территории вокруг Верхнеудинска объявили на осадном положении, была проведена перегруппировка войск, прибывали подкрепления. Вероятно, Унгерн понял, что его надежды на восстание населения не оправдались. Создалась угроза окружения красными. 3 августа Азиатская дивизия стала уходить в Монголию.
11 августа барон разделил дивизию на две бригады. Бригада Унгерна ушла вперед, а бригада Резухина выступила несколько позже в арьергарде, отбивая атаки наседавших красных. 14−15 августа унгерновцы перевалили Модонкульский голец, и вышли в Монголию.
6 Плен и казнь
Унгерн решил вести дивизию на запад — в Урянхай на зимовку, чтобы впоследствии вновь начать борьбу. Но потом решил уходить в Тибет. Солдатам и офицерам эти планы не понравились. Возник заговор.
В ночь с 17 на 18 августа 1921 года от рук своих подчиненных погиб Резухин. В ночь с 18 на 19 августа заговорщики обстреляли палатку самого Унгерна, однако последний успел скрыться. Взбунтовавшиеся бригады ушли в восточном направлении, чтобы через территорию Монголии добраться до Маньчжурии.
Утром 19 августа Унгерн встретил свой монгольский дивизион. Монголы не хотели продолжать борьбу. Утром 20 августа они связали Унгерна и повезли к белым. Однако, вскоре на них наткнулась разведгруппа красных. Барон фон Унгерн попал в плен.
Участь барона была предрешена еще до начала суда телеграммой Ленина: «Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения, и в случае если доказанность полнейшая, в чем, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять».
15 сентября 1921 года в Новониколаевске состоялся показательный процесс над Унгерном. Главным обвинителем на процессе был назначен Е. М. Ярославский. Все дело заняло 5 часов 20 минут. Унгерну предъявили обвинение по трем пунктам: во-первых, действия в интересах Японии, что выразилось в планах создания «центральноазиатского государства»; во-вторых, вооруженная борьба против советской власти с целью реставрации династии Романовых; в-третьих, террор и зверства. Ряд обвинений суда обоснован фактами: в сношениях с монархистами, попытке создания Срединного азиатского государства, в рассылке писем и воззваний, сборе армии для свержения советской власти и восстановления монархии, наступлении на РСФСР и ДВР, расправе с подозреваемыми в близости к большевизму, в пытках.
Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг был расстрелян в тот же день в здании Новониколаевского ГПУ.
15.09.1921. – Расстрелян в Новониколаевске белый генерал барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг
Он пытался победить мiровую революцию ордами азиатов
(29.12.1885-15.09.1921) – один из вождей Белого движения в Сибири. Происходил из старинного тевтонского баронского рода, известного со времен Крестовых походов. Родился в Граце (Австрия), двумя годами позднее семья его переехала в Российскую империю – в Ревель (ныне Таллин). Из гимназии был исключен "из-за плохого прилежания и многочисленных школьных проступков". В 1896 г. был отдан в Морской корпус в Петербурге; за год до его окончания во время оставил учебу, чтобы отправиться на фронт рядовым в пехотный полк, но к его прибытию на Дальний Восток война уже закончилась.
В 1908 г. окончил Павловское пехотное училище, служил хорунжим в Забайкальском казачьем войске. Там он превратился в выносливого и лихого воина, отчаянного дуэлянта. По словам, людей, знавших Унгерна лично, его отличали необыкновенная настойчивость, почти восточная жестокость и инстинктивное чутье. В 1913 г. вышел в отставку и отправился в Монголию, где увлекся воинственным буддизмом, отряды которого сражались с войсками китайской республиканской армии.
С началом служил в полку 2-й армии А.В. Самсонова, был ранен, но плена избежал. За храбрость был награжден Георгиевским крестом и дослужился до есаула, однако так и остался командиром казачьей сотни: его начальники, генерал Крымов и полковник , боялись повышать непредсказуемого барона.
В начале 1917 г. он был делегирован в Петроград на слет Георгиевских кавалеров, где в пьяном виде избил комендантского адъютанта. От тюрьмы Унгерна фон Штернберга спасла . В августе 1917 г. Унгерн примкнул к , а осенью, после его подавления, вместе со своим фронтовым другом занимался формированием добровольческих частей из бурят и монголов в Забайкалье. С этого времени, в том числе после служил под началом Семенова, который в 1919 г. произвел барона в генерал-лейтенанты.
В конце сибирской эпопеи безуспешно пытался уговорить Семенова избрать плацдармом для дальнейшей борьбы не Дальний Восток, а Монголию, с которой связывал свои далеко идущие геополитические планы. Для их осуществления Унгерн заранее, в 1918-1919 гг. сформировал свою знаменитую Конно-Азиатскую дивизию из казаков, бурят, монголов и целого десятка других народов Востока – от башкир до корейцев; фактическими же командирами были русские офицеры. С этой же целью барон женился на маньчжурской принцессе династической крови, родственнице свергнутых императоров.
В конце 1920 г. Унгерн перешел монгольскую границу, в феврале 1921 г. осадой и штурмом отбил у вдесятеро превосходивших сил китайцев монгольскую столицу Ургу (с 1924 г. Улан-Батор), затем разбил китайцев еще в двух сражениях и стал русским диктатором Монголии. Дело облегчалось тем, что он захватил у китайцев огромное количество золота и серебра из кладовых двух располагавшихся в Урге банков. После освобождения столицы состоялась коронация как монарха монгольского религиозного вождя (Богдо-Гэгэна), от которого барон Унгерн получил наивысший, ханский титул со званием “Возродивший государство великий батор, командующий”. Тибетский вождь Далай-Лама ХIII объявил барона борцом за веру против китайских оккупантов и прислал ему группу своих воинов. Монголы окружили Унгерна почетом, называли его Цаган-Бурханом, “Богом Войны”, и считали воплощением Махакалы – ламаистского божества о шести руках, жестоко карающего врагов “желтой веры”.
Это был граничивший с чудом триумф Унгерна. Но белый барон, русский казачий генерал, мечтал о воссоздании державы Чингисхана не для господства азиатов, а для сокрушения западной экспансии как источника революции и тем самым для пресечения всей мiровой революции, большевики были лишь ее острием в России, которую (свою новую родину) Унгерн стремился освободить прежде всего. То есть Унгерн надеялся победить мiровую революцию ордами азиатов.
В мае 1921 г. всего лишь с шеститысячным отрядом Унгерн вторгся на советскую территорию, бросив вызов огромному жидобольшевицкому государству. Он рассчитывал поднять антибольшевистские восстания в Сибири, надеялся также на помощь атамана Семенова. Однако восстания не вспыхнули, Семенов никакой поддержки оказать не мог. Красная Армия нанесла белым войскам Унгерна тяжелое поражение и вместе с революционными монгольскими частями заняла Ургу.
Унгерн попытался уйти в Тибет, но «монголы его обезоружили и связали, отдали своему “Цаган-Бурхану” поклоны и оставили его в юрте, а сами умчались в степь. 22 августа связанного барона обнаружил красный разъезд. Конные разведчики доставили Унгерна в штаб советского Экспедиционного корпуса. Затем его переправили в Верхнеудинск, оттуда – в Иркутск, из Иркутска, он попал в столицу Сибири – Новониколаевск. Здесь, при огромном стечении публики, 15 сентября состоялся суд. Барон был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорен к смерти. Вечером того же дня стрелковый взвод привел приговор в исполнение...», – пишет Станислав Хатунцев. И завершает свою статью таким суждением:
«Личность барона Унгерна сложна и неоднозначна, она (и это не красное словцо) буквально соткана из противоречий. Чистопородный тевтон, он был наделен чертами типического русского самодержца, восточного сатрапа и ясновидца; “последний рыцарь”, выходец из Средневековья, отмечен неизгладимым клеймом “железного” ХХ века; реакционер-монархист, непримиримый борец с Революцией, сам являлся пассионарием – носителем революционной идеи, только с обратным знаком, и поднял восстание против современного мiра.
Унгерн фон Штернберг стал (не мог не стать) героем или антигероем сотен, если не тысяч, произведений: от стихотворных баллад и романов до театральных пьес и кинофильмов, от философских эссе и академических исследований до легкомысленных газетных заметок и сомнительных мемуаров; самые различные авторы – от Оссендовского, Несмелова и Хейдока до Юзефовича и Пелевина – обращались к образу “даурского крестоносца”. Но все, что о нем написано, является лишь частью Унгернианы. То, что пером не схвачено, составляет не менее значительный ее пласт, пополняемый новыми и новыми мифами…».
Использована статья С. Хатунцева
Обсуждение: 13 комментариев
Кажется, правильно писать название города через дефис - Ново-Николаевск (впоследствии и теперь - Новосибирск).
Очень интересная информация.Читал книгу Ф. Оссендовского "Люди. Боги. Звери". Хотелось бы найти еще какую-нибудь информацию о бароне Унгерне.
Я тоже читал об Унгерне,
Книг о нем написано много,
особенно в последнее время.
В основном книги о нем это воспоминания
его соратников, они наиболее достоверны и интересны.
Спасибо большое за интересную информацию! Для меня Генерал-лейтенант Барон Унгерн Фон Штернберг всегда был и остаётся загадкой...
Памяти Последнего Крестоносца
Цаган-Бурхан, Махакала!
Последний Белый Рыцарь!
Надеждо Верныхъ, Похвала
Спокойно ль ныне спится
Тебе, весь сотканный, Арслан,
Барон Страны почившей,
Из боли Русской, шрамов, ран
Арийцев? Се - убивший
Тебя - менейка губельман
Давно и присно проклят.
Барон, восстань, Великий Хан
....Не отвечают топи.....
"арслан" ("зверь" - тюркс.)
По прочтении замечательной статьи выплеснулось за 10 минут. Спасибо Вам, уважаемый Михаил Викторович!
Покорена личностью,воин от Бога, за убеждения стоит насмерть. Сильный дух прибывал в нем. Я потрясена.
Пентакль всегда побеждал свастику...
НЕ ОДИН РАЗ ПРОЧЕЛ ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ КНИГУ ПОВЕЛИТЕЛЬ ПУСТЫНИ.НА МОЙ ВЗГЛЯД БАРОН ЭТО ОДИН ИЗ ПОСЛЕДНИХ ИДЕАЛИСТОВ ВОЕННОГО ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ВСЕГО МИРА.ЧЕЛОВЕК АБСОЛЮТНО БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА.ПЕЧАЛЬНО ЗАКОНЧИЛ А ЖАЛЬ.
Вот каким настоящим Героям надо ставить памятники в России.. А сегодня поставили в центре Москвы памятник певцу-азерботу Муслиму Магомаеву.. Непонятно почему в Москве
"Олегу" - Восторгаться кем? Психически больным человеком, присвоившим себе все мыслимые и немыслимые титулы, якобы его предков? Нет ни одного документа, подтверждающего его "аристократическое" происхождение. Более того, в царской России потомоку "баронов" - автоматом присваивалось офицерское звание - просто в силу его происхождения.Его патологическая кровожадность, и ярко выраженная шизоидная агрессия,а таке шизофреническая уверенность в том, что он "заговорён" от пуль - импонировала атаману Семёнову, у которого руки тоже были по локоть в крови русского народа.
"Минотавру" - поддерживаю.
Более того, посмотрите на этого Унгерна и Семенова. Они же НЕРУССКИЕ по крови: Унгерн - австриец, Семенов - полукровка-бурят.
Революция как бич Божий смела всю нерусскую аристократию, которая не хуже татар, поляков, грабила и издевалась над русским народом.
Правда, на смену немцам-узурпаторам пришла еврейская власть.
Бог ттогда даст русским победу, когда у нас будет любовь к СВОИМ. И у власти будут своять СВОИ, а не чужие.
«Минотавр» - вы совершенно невежественны в истории, поэтому лучше бы не показывали свою глупость. К вашему сведению, все титулы генерала, барона Российской империи, высшего князя и хана Монголии, мужа китайской принцессы – документированы. В этом даже большевики не сомневались… В Российской императорской армии «автоматом» никто чинов не присваивал даже членам императорской семьи. К примеру, государь-император Николай II при отце (императоре Александре III) дослужился только до чина полковника и не считал возможным производить себя в высшие чины, хотя с юности реально служил в гвардейском полку и закончил полный курс Академии Генштаба, с 1915 г. был Верховным главнокомандующим российской армии. Многие представители российских титулованных родов (в т.ч. князья-рюриковичи) поступали в армию простыми вольноопределяющимися во время войн и только после определённой выслуги или же за подвиги получали офицерский чин – если у них не было военного образования.
При своём патриотизме «rus» также невежествен в истории своей Родины, как и «Минотавр». Да и осознанный патриот подписывается русскими буквами, а не латиницей.
«Бог войны». Барон Унгерн фон Штернберг
Барон Унгерн – очень интересная и противоречивая личность, один из наиболее ярких лидеров белогвардейского движения. Он родился на Западе, но его деятельность была связана с Востоком (он был одним из руководителей контрреволюции в Забайкалье и Монголии). Барон мечтал о том, что в скором времени во всем мире победит монархический строй, и за это, по его утверждению, воевал. Но исследователи его жизни за мистицизм, расизм и его философию нередко сравнивали барона с Адольфом Гитлером. Так ли это и к чему в действительности стремился этот человек?
Роберт Николай Максимилиан Унгерн фон Штернберг родился 29 декабря 1885 года в австрийском городе Граце. Его родители, по происхождению эстонцы, принадлежали к старинному баронскому роду. Имеются достоверные сведения о том, что два его предка были рыцарями Тевтонского ордена. Сам Унгерн говорил, что его дед бывал в Индии, где принял буддизм. Буддистом, по утверждению барона, был и его отец. Сам он тоже исповедовал эту древнюю восточную религию.
Через два года после рождения сына семейство Унгернов фон Штернбергов переехало в Ревель (ныне Таллин). Отец Роберта рано умер, а мать через некоторое время вышла замуж вторично. С этого времени она мало внимания уделяла своему сыну, который оказался предоставленным самому себе.
Некоторое время Роберт учился в гимназии, но из нее мальчика вскоре исключили за плохое поведение и отсутствие стремления к учебе. Когда Унгерну исполнилось 11 лет, он по совету матери поступил в петербургский Морской корпус. Став жителем Российской империи, он изменил свое имя на русское – Роман Фёдорович. По окончании учебы его должны были отправить на флот. Однако в 1904 году началась война с Японией. Унгерн, несмотря на то что ему оставалось учиться всего один год, покинул корпус и записался рядовым в пехотный полк.
Но воевать ему не пришлось: война закончилась в 1905 году. А переброска военных частей из европейских регионов России на побережье Тихого океана в то время занимала много времени и часто растягивалась на долгие месяцы. Вообще, в то время, для того чтобы добраться, например, из Москвы до Охотского моря, требовалось около года. Унгерн не успел доехать до театра военных действий и принять участие в сражении во славу Российской империи, как пришло известие о мирных переговорах.
Затем Унгерн поступил в Павловское пехотное училище, которое благополучно окончил в 1908 году. Некоторое время он служил хорунжего в Аргунском полку, относящемся к Забайкальскому казачьему войску (полк базировался на железнодорожной станции Даурия между Читой и китайской границей).
В то время ему было всего 23 года, он был молод, горяч, храбр, уверен в себе, совершал удивительные поступки. Однажды он заключил пари с товарищами по полку, что в определенный срок преодолеет путь из Даурии до Благовещенска (примерно 800 км) верхом, без карт и проводников, не зная дороги, без продовольствия, только с винтовкой и патронами. По дороге ему пришлось переправляться через реку Зею. Унгерн прибыл в Благовещенск вовремя и выиграл пари.
Правда, Унгерн прославился больше не как отважный и храбрый воин, а как пьяница, гуляка и дуэлянт. Он завоевал в корпусе дурную славу, а из-за своего вспыльчивого характера влип в неприятность. Выпив, он поссорился с одним из своих сослуживцев и ударил его. Тот, не стерпев обиды, выхватил шашку и, размахнувшись, ударил Унгерна по голове.
Эта ссора отразилась и на положении барона в воинской части, и на его здоровье. Он был вынужден предстать перед судом за пьянство и был изгнан из корпуса. Однако об этом он вскоре забыл, но рана напоминала о себе на протяжении всей жизни: после этого барон начал жаловаться на головные боли, которые временами бывали настолько сильными, что у него даже падало зрение. Некоторые критически настроенные исследователи жизни Унгерна утверждали, что это ранение в голову отразилось и на психике барона.
Как бы то ни было, разжалованный военный был вынужден покинуть корпус и оказался в Сибири. В сопровождении одного только охотничьего пса он дошел до Монголии, которая находилась в нескольких десятках километров от Даурии.
Монголия уже в течение нескольких столетий находилась под властью маньчжурских оккупантов, но стремилась к завоеванию независимости. Унгерн, попав в эту страну, был очарован ею и решил, что именно она является его судьбой. Восточный уклад жизни, условия быта, одежда, монгольская кухня оказались ему чрезвычайно близки, как будто он родился и вырос здесь.
Решающее значение в этом, возможно, сыграло то, что монголы исповедовали ламаизм – тибетско-монгольскую форму буддизма, которую Унгерн посчитал наиболее подходящей для себя религией. Он быстро освоился в Монголии и добрался до Урги, ее столицы (ныне Улан-Батор), где очень скоро сошелся с Кутукту, верховным ламой, которого, согласно ламаистским традициям, считали воплощением Будды.
Сведения об этом периоде жизни барона Унгерна фон Штернберга очень скудны. Известно, однако, что он принимал активное участие в монгольском освободительном движении и благодаря своей храбрости и отваге завоевал в этой стране всеобщее уважение. Кутукту назначил его командующим монгольской кавалерией. Воспользовавшись нестабильной внутренней обстановкой в Китае, монголы изгнали из страны оккупантов, после чего Кутукту учредил теократический монархический строй, то есть, продолжая оставаться религиозным главой, стал и главой государства.
Российский офицер барон Унгерн фон Штернберг собрался покинуть Монголию. О его подвигах уже были наслышаны в России, и руководство настаивало на его возвращении. Но перед отъездом он по настоянию одного из своих монгольских друзей посетил шаманку в надежде узнать свое будущее. Старая женщина впала в транс и начала прорицать. Она бормотала что-то о войне, богах, реках крови.
Сопровождавший Унгерна друг, принц Джам Болон, объяснил ему смысл ее слов: шаманка сказала, что в Унгерне воплотился бог войны, и что в будущем он будет править огромной территорией, и что при этом будут течь реки крови. Власть Унгерна закончится быстро, и он покинет землю, где был правителем, и этот мир.
Как воспринял Унгерн это странное предсказание, неизвестно. Однако после этого он покинул Монголию и вернулся в Россию, а в следующем, 1912, году совершил поездку по Европе. Ему было тогда 27 лет, и жизнь, которую он продолжал вести, была пустой и беспутной. Но в Европе произошло событие, навсегда изменившее всю его жизнь и оказавшее влияние на формирование его мировоззрения и жизненной философии. Унгерн посетил Австрию, Германию, затем прибыл во Францию и остановился в Париже. Здесь он встретил молодую девушку по имени Даниэла, которую полюбил с первого взгляда. Даниэла ответила на чувства барона, они начали встречаться, гулять по городу, посещать выставки. Но вскоре обстоятельства нарушили идиллию влюбленных: Европа готовилась к войне, и барон должен был вернуться в Россию и в случае необходимости сражаться против германцев. Девушка согласилась последовать за Унгерном, и они отправились в Россию.
Путь их лежал через Германию, но там барон неминуемо был бы арестован как солдат вражеской армии. Тогда Унгерн решил добраться до России морем. Это путешествие было чрезвычайно рискованным, так как баркас, на котором барон направлялся в Россию, был слишком мал для морского путешествия. На море разыгрался шторм, во время которого судно потерпело крушение. Даниэла не умела плавать и утонула, а Унгерну чудом удалось выжить.
Но с того момента барон Унгерн фон Штернберг сильно изменился, как будто оставил свое сердце на дне Балтийского моря, где покоилась его возлюбленная. Он перестал пить, стал умерен, даже аскетичен во всем, перестал обращать внимание на женщин и стал невероятно жестоким. Он не щадил никого: ни своих солдат, ни жителей местностей, через которые ему доводилось проходить, ни себя. Как точно замечал об Унгерне писатель Юлиус Эвола, «великая страсть выжгла в нем все человеческие элементы, и с тех пор в нем осталась только священная сила, стоящая выше жизни и смерти».
Барон Унгерн вернулся в Россию, но вместо того чтобы явиться в военную часть, вышел в отставку и в августе 1913 года отправился в Монголию. Что он делал в этой азиатской стране? Вероятно, он не мог и не хотел жить тихо и спокойно, ему нужна была война. Именно поэтому он отправился на запад Монголии и вступил в отряд Джа-ламы, монаха, специалиста по тантрической магии и разбойника. В тот момент, когда он прибыл на Восток, отряды под предводительством Джа-ламы сражались с китайцами за город Кобдо. Унгерн принял участие в сражении, но отличиться в бою на этот раз ему не представилось возможности.
Однако в России поведением Унгерна были недовольны. Ему передали приказ покинуть отряд Джа-ламы, и он подчинился. К тому же в 1914 году началась Первая мировая война, и «бог войны» отправился на фронт.
Барон Унгерн сражался в составе полка 2-й армии А. Самсонова. Скоро солдаты полка начали рассказывать друг другу о храбрости офицера Унгерна: он ничего не боится, в любом сражении всегда в первых рядах, кажется, что он ищет смерти в бою, но та обходит его – барон как заговоренный. Его не берут ни пули, ни штыки.
Правда, за все время войны он четыре раза был ранен. За храбрость и отвагу, проявленные в боях, он был награжден Георгиевским крестом, орденом Святой Анны 3-й степени, возведен в чин есаула, командира сотни.
Но барон, кажется, относился ко всем наградам с полнейшим равнодушием. Ему нужна была война ради самой войны, и своим стремлением воевать, посвящая этому всего себя без остатка, он поражал даже видавших виды офицеров. Легендарный барон Пётр Николаевич Врангель, про которого один из его сослуживцев как-то сказал, что «…он инстинктивно чувствует, что борьба – его стихия, а боевая работа – его призвание», и тот вынес отрицательные впечатления от знакомства с Унгерном. Врангель оставил о нем такую характеристику: «Среднего роста, блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, он живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины, и против воинского воспитания, – это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида. Оборванный и грязный, он спит всегда на полу, среди казаков сотни, ест из общего котла и, будучи воспитан в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них отрешившегося. Тщетно пытался я пробудить в нем сознание необходимости принять хоть внешний офицерский облик».
В начале 1917 года Унгерна пригласили в Петроград, где проходил съезд Георгиевских кавалеров. Здесь он поссорился с комендантским адъютантом и сильно избил его (согласно официальной версии, барон был сильно пьян) за то, что тот не предоставил барону квартиру. За этот поступок ему пришлось нести серьезное наказание: он был уволен в запас и осужден на три года тюрьмы. Но отбывать наказание ему не пришлось: началась Февральская революция, власть перешла от царя к Временному правительству, которое освободило многих политических и других заключенных. Унгерн тоже попал под амнистию.
В августе того же года по приказу Александра Фёдоровича Керенского, занимавшего в тот период пост военного и морского министра во Временном правительстве, Унгерн отправился в Забайкалье, где поступил под командование генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семёнова. Однако спустя еще два месяца в стране снова произошел переворот: к власти пришли большевики. Семёнов отказался подчиниться новому правительству, не считая его законным. В своих «Воспоминаниях» Семенов писал: «C падением Временного правительства и захватом его функций партией большевиков уже не было законной власти, не было никакого руководства государственным аппаратом на пространстве всей территории России. Всюду царил лишь большевистский террор». Семенов считал своим долгом бороться против власти большевиков. Мнение Унгерна совпадало с мнением его командира, который также считал необходимым бороться против новой власти.
Унгерн находился в отряде Семёнова до 1920 года. В Сибири он обосновался в Даурии и начал формировать Азиатскую дивизию, ядро которой составили буряты и монголы. Средства на содержание дивизии ему приходилось добывать самостоятельно, и он начал облагать данью проезжающие через Даурию поезда. Полученные товары он реализовывал в Харбине, а на вырученные деньги закупал продовольствие и снаряжение. Затем Унгерн начал печатать в Даурии деньги: он сам нарисовал эмблемы для монет, выписал из Японии чеканную машину и распорядился начать печатать монеты из вольфрама, который добывался в местных рудниках. Несмотря на попытки обеспечить дивизию всем необходимым, подчиненные Унгерна постепенно превращались в разбойников и грабили проезжавших через Даурию купцов, а также близлежащие поселения и монастыри. Барон не препятствовал им в этом. В его голове зрели грандиозные планы, он мечтал о создании нового рыцарского ордена и не обращал никакого внимания на творимые его людьми бесчинства.
Одновременно Унгерн требовал от солдат железной дисциплины. Когда-то он любил выпить, а теперь, став командиром дивизии, категорически запрещал своим подчиненным пить. Однако никакие штрафы и наказания не помогали: солдаты продолжали напиваться. Тогда Унгерн пошел на крайние меры: однажды он приказал бросить 18 пьяных офицеров в реку. Стояла зима, вода в реке замерзнуть еще не успела, но была очень холодной. Кое-кому из офицеров удалось спастись, большинство утонуло. Но пить бросили все, даже те, кто стоял на берегу и смотрел на жестокую расправу.
Многие отмечали, что Унгерн был чрезвычайно, нечеловечески жесток и безжалостно наказывал своих подчиненных за малейшие проступки. Часто применялись телесные наказания: провинившегося били палками, иногда до тех пор, пока кожа не повисала клочьями, в некоторых случаях – до смерти. Казненных таким способом Унгерн не разрешал хоронить, и их тела выбрасывали в степь, где их обгладывали волки и одичавшие собаки.
Унгерн становился все более странным: например, он любил совершать конные прогулки по сопкам после захода солнца, совершенно не опасаясь волков, вой которых приводил в ужас местных жителей. Майор Антон Александрович, по происхождению поляк, исполнявший в дивизии роль инструктора монгольской артиллерии, оставил о своем командире такую характеристику: «Барон Унгерн был выдающимся человеком, чрезвычайно сложным, как с психологической, так и с политической точки зрения.
1. Он видел в большевизме врага цивилизации.
2. Он презирал русских за то, что они предали своего законного государя и не смогли сбросить коммунистическое ярмо.
3. Но все же среди русских он выделял и любил мужиков и простых солдат, интеллигенцию же ненавидел лютой ненавистью.
4. Он был буддистом и был одержим мечтой создания рыцарского ордена, подобного ордену тевтонцев и японскому бушидо.
5. Он стремился создать гигантскую азиатскую коалицию, с помощью которой он хотел отправиться на завоевание Европы, чтобы обратить ее в учение Будды.
6. Он был в контакте с далай-ламой и с мусульманами Азии. Он обладал титулом монгольского хана и титулом «бонза», посвященного в ламаизм.
7. Он был безжалостным в такой степени, в какой им может быть только аскет. Абсолютное отсутствие чувствительности, которое было характерно для него, можно встретить лишь у существа, которое не знает боли, ни радости, ни жалости, ни печали.
8. Он обладал незаурядным умом и значительными познаниями. Его медиумичность позволяла ему совершенно точно понять сущность собеседника с первой же минуты разговора».
Довольно оригинальная характеристика, особенно для белогвардейского офицера. К этому можно еще добавить, что Унгерн, несмотря на ум и высокий интеллект, был легко внушаемым человеком. Его постоянно окружали шаманы, к мнению которых он часто прислушивался, принимая то или иное важное решение.
Большевиков волновал вопрос, что Унгерн собирается делать дальше. Председатель ВЧК (Всероссийская Чрезвычайная Комиссия) Феликс Эдмундович Дзержинский в рапорте на имя В. И. Ленина писал: «Похоже, Унгерн более опасен, чем Семёнов. Он упрям и фанатичен. Умен и безжалостен. В Даурии занимает ключевые позиции. Каковы его намерения? Вести наступление на Ургу в Монголии или на Иркутск в Сибири? Отойти к Харбину в Маньчжурии, потом к Владивостоку? Идти на Пекин и восстановить на китайском троне маньчжурскую династию? Его монархические замыслы безграничны. Но ясно одно: Унгерн готовит переворот. На сегодняшний день это наш самый опасный враг. Уничтожить его – вопрос жизни и смерти». Далее Дзержинский писал: «Слова „комиссар“ и „коммунист“ барон произносит с ненавистью, чаще всего добавляя: „Будет повешен“. У него нет фаворитов, он необычайно тверд, непреклонен в вопросах дисциплины, очень жесток, но и очень легковерен... Живет в окружении лам и шаманов... Из пристрастия к скандальному и необычному называет себя буддистом. Более вероятно, что он принадлежит к крайне правой балтийской секте. Враги называют его „безумным бароном“».
Таким образом, в Москве беспокоились о ситуации в Забайкалье, но сделать ничего не могли: Унгерн был очень силен, и его солдаты слушались его беспрекословно. Выслать войска в Сибирь тогда, при нестабильной политической обстановке в стране, не представлялось возможным.
Так прошло два года. В 1920 году генерал-лейтенант барон Унгерн фон Штернберг (этот чин ему присвоил Семёнов в 1919 году) выступил в поход. Выйдя из Даурии, он пересек границу Монголии и подошел к Урге, которая в тот период была оккупирована китайцами. Правитель Монголии, верховный лама Богдо-гэгэн был вынужден отречься от престола и содержался под стражей в своем дворце.
В Азиатскую дивизию Унгерна входило 2 тысячи солдат. Им пришлось сражаться против 12 тысяч солдат и 3 тысяч мобилизованных горожан. В этом сражении в полной мере проявился полководческий талант барона: несмотря на значительное численное превосходство противника, Азиатская дивизия одержала победу и освободила Ургу. За это барон Унгерн фон Штернберг получил от Богдо-гэгэна титул хана, на который прежде имели право только принцы крови, и получил в подарок рубиновый перстень со священным знаком «суувастик».
Однако китайцы не захотели смириться с поражением. Они направили к монгольской столице 10-тысячное войско под командованием генерала Чу Лицзяна. Унгерн при взятии Урги потерял большую часть своей дивизии. Но об отступлении он тоже не думал. Он собрал войско из местных жителей, которые не желали снова оказаться под властью китайцев. По численности его отряд снова уступал противнику, но на этот раз перевес был не так велик: против китайцев собирались сражаться 5 тысяч человек. Была и другая проблема: недостаток патронов, но и ее удалось решить. Инженер Лисовский предложил лить пули из стекла. Дальность их полета была невелика, но ранения, причиняемые ими, в большинстве случаев были смертельны.
На одной из равнин Монголии началось самое крупное за последние два столетия сражение, в котором приняли участие 15 тысяч человек. Богдо-гэгэн наблюдал за происходящим с вершины близлежащей сопки, воздевал руки к небу в молитве и кружился в ритуальном танце, призывая на помощь высшие силы. Барон Унгерн принимал самое активное участие в сражении: он храбро вел свои отряды в бой и с невероятным хладнокровием громил китайцев.
Монголы победили китайцев, которые с позором бежали с поля боя. Монголия обрела независимость. Унгерн даже не был ранен, несмотря на то что на его халате, сапогах, седле и сбруе насчитали около 70 следов от пуль.
Барон оставался в Монголии несколько месяцев, в течение которых проявил себя как безграничный диктатор этой страны. Некоторое время он с присущим ему упорством твердил о восстановлении некогда великой и могущественной империи Чингисхана, ради чего был готов сражаться и даже отдать свою жизнь. Он рассчитывал, что со временем она станет самой великой империей на Земле и перевесит влияние западных стран. А пока он рассчитывал основать на территории Монголии государство, свободное и от капиталистического, и от большевистского влияния.
У. фон Штернберг
Но он имел в виду не политическое, вернее, далеко не только политическое влияние. На первом месте для него оставались религия и философия. Он считал, что великая миссия Монголии заключается в том, что она должна остановить всемирную революцию. Он мечтал о создании своего ордена, которому собирался передать известный ему секрет скандинавских рун и тайное, только ему открывшееся знание. Монголию он считал наиболее подходящим для этого местом, так как именно в этой части земного шара, согласно древним легендам, находится подземная страна Аггарта, в которой «не действуют законы времени и где пребывает Король Мира, Шакраварти».
Тем временем Унгерн получил известия о том, что белогвардейские отряды один за другим пали под натиском красных: атаман Семёнов оставил Читу, и в город вошел генерал Блюхер. Солдаты Врангеля бежали из Крыма. Большевики захватили уже практически всю Россию, и противостоять им могла только конная дивизия Унгерна, но и она была уже наполовину разгромлена в боях с китайцами. При этом барон чувствовал, что настало время вступить в сражение с большевиками, несмотря на то что силы были не равны.
В мае он покинул Ургу и с небольшим отрядом солдат, некогда входивших в Азиатскую дивизию и уцелевших в двух боях с китайцами, вернулся, точнее, вторгся на территорию России. Он нападал на небольшие селения и разорял их. Отряды РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии) пытались бороться с ним, но он всякий раз оказывался проворнее, и ему удавалось уйти от них.
Большевики, понимая, что перед ними сильный враг, стягивали в Забайкалье все больше отрядов. Под их натиском Унгерн отступал со своими людьми на юг, в Китай. Однако прежде, чем отступить, он совершил налет на Иркутский банк и забрал все хранящиеся в нем драгоценности и золотой запас. Нагрузив сокровищами караван из 200 верблюдов, он отправился в Китай.
Передвигаться с таким грузом было чрезвычайно опасно, поэтому Унгерн приказал зарыть клад на территории Монголии, в районе одного из озер (предположительно неподалеку от озера Вуир-Нур).
Отряд казаков-бурятов под руководством полковника Сипайло, коменданта штаба и доверенного лица Унгерна отвел караван в запланированное место. Буряты помогли Унгерну и Сипайло укрыть клад, а затем по приказу барона все они были расстреляны. Унгерн не доверял никому и решил не рисковать. Правда, Сипайло он оставил в живых.
Именно в этот период Унгерн стал понимать свою ошибку: ему не одолеть большевиков, которые уже захватили всю Россию. И он решил идти в Тибет, место, свободное от всяких политических влияний, и основать там свой орден, открыть школу и учить в ней силе, умению противостоять обстоятельствам. Для этого необходимо было преодолеть тысячу километров по охваченному революцией Китаю, но барон не страшился этого: он был уверен, что легко справится с разрозненными отрядами китайских мародеров. Достигнув Тибета, он планировал вступить в контакт с самим далай-ламой, высшим жрецом буддизма.
Однако мечтам барона не суждено было осуществиться. Подчиненные Унгерна, изо дня в день слушая его безумные речи о школах, рунах и орденах, видя его безумные глаза, все больше убеждались, что он потерял связь с реальностью. Так не могло продолжаться долго: конец был уже близок.
Вскоре дивизия Унгерна попала в окружение, которое уже не смогла прорвать. Барон был ранен и взят в плен. История его пленения также полна загадок и тайн. Рассказывали, что Унгерн до самого конца продолжал оставаться неуловимым для своих врагов, большевики не могли взять его живым, не могли и застрелить или хотя бы ранить. Его как будто охраняла неведомая сила, природу которой никто не мог постичь. Но все попытки красных хотя бы ранить Унгерна оканчивались ничем: пули то не долетали до цели, то застревали в его шинели и ранце.
Сами подчиненные Унгерна под конец стали поговаривать между собой о том, что их командиром является сам дьявол. А раз высказанная вслух, эта идея стала обрастать все новыми и новыми подробностями, часто далекими от реально происходящих событий. Наконец буряты решили сдать своего командира красным, купив таким образом свою жизнь и свободу. Однажды вечером они опоили барона отваром из смеси трав, после чего он крепко уснул, связали по рукам и ногам и, бросив его в шатре, бежали. Таким образом он и попал в плен к большевикам.
Барона Унгерна под конвоем отправили в Новосибирск, где над ним состоялся суд. С ним обращались очень вежливо, демонстрируя тем самым гуманное отношение к врагам новой власти. Пленному даже оставили шинель с необычным круглым монгольским воротником, которая была сшита по его указаниям, и Георгиевский крест, который он продолжал носить. Однако барон, опасаясь, как бы крест не попал в руки большевиков после суда, поломал его на куски и проглотил их.
Большевики предлагали барону Унгерну фон Штернбергу сотрудничать с ними, но белый генерал категорически отказался, прекрасно понимая, что это может стоить ему жизни. Он обосновал свой отказ так: «Идея монархизма – главное, что толкало меня на путь борьбы. Я верю, что приходит время возвращения монархии. До сих пор шло на убыль, а теперь должно идти на прибыль, и повсюду будет монархия, монархия, монархия. Источник этой веры – Священное Писание, в котором есть указания на то, что это время наступает именно теперь. Восток непременно должен столкнуться с Западом».
Затем он высказал свое отношение к Востоку и Западу: «Белая культура, приведшая европейские народы к революции, сопровождавшаяся веками всеобщей нивелировки, упадком аристократии и прочая, подлежит распаду и замене желтой, восточной культурой, образовавшейся 3000 лет назад и до сих пор сохранившейся в неприкосновенности. Основы аристократизма, вообще весь уклад восточного быта чрезвычайно мне во всех подробностях симпатичны, от религии до еды». До последних дней своей жизни находясь в убеждении, что Востоку предстоит играть главенствующую роль в мировой истории, Унгерн даже советовал комиссарам, которые вели допрос, направить войска через пустыню Гоби для объединения их с революционными отрядами Китая и излагал свое мнение относительно того, как лучше спланировать этот поход.
29 августа 1921 года состоялось заключительное заседание военного трибунала, на котором было принято окончательное решение о судьбе подсудимого. Генерал-лейтенант Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг был приговорен к расстрелу. Вскоре состоялась и казнь. Приговор привел в исполнение председатель Сибирской ЧК Иван Павлуновский.
Казнь совершили на рассвете. Унгерна вывели из камеры в тюремный двор, вслед за ним вышел председатель. Барон Унгерн фон Штернберг повернулся лицом к востоку и устремил взгляд вперед, на восходящее солнце. Руки у него были связаны за спиной, так как конвоиры, наслушавшись легенд о Божественной природе своего подконвойного, боялись его даже безоружного. О чем он думал в эту минуту?
О загадочной Шамбале, которую ему так и не удалось отыскать, как это не удалось многим до и после него? О сделанных ошибках? Может быть, о Даниэле, которая изменила бы всю его жизнь, если бы не утонула во время шторма в волнах Балтийского моря? Как знать, как сложилась бы история России и Монголии, если бы «бог войны» не исполнил своего предназначения?
Прогремел выстрел, пуля вылетела из ствола револьвера, находившегося в твердой руке председателя и направленного Унгерну прямо в затылок. В последний миг глаза барона немного расширились: ему показалось, что пейзаж вокруг до неузнаваемости изменился и он находится не на тюремном дворе среди конвоиров, а на вершине крутой скалы и смотрит вдаль, в голубое небо, по которому медленно плывут золотистые облака.
Еще через мгновение из раны брызнула густая, красная и горячая кровь. Председатель медленно опустил правую руку, затем так же медленно вытер с нее кровь поданным ему полотенцем. Затем он повернулся и ушел с места расстрела.
«Бог войны» покинул этот мир. На тюремном дворе осталась лежать только его телесная оболочка, скорченное тело, которое еще недавно было живым человеком, а теперь его предстояло сжечь и развеять прах по ветру.
Из книги Самодержец пустыни [Издание 1993 г.] автора Юзефович ЛеонидI Письма Р. Ф. Унгерн-Штернберга 1. П. П. Малиновскому 17 сентября 1918 г. Даурия Многоуважаемый Павел Петрович! Благодарю Вас за Ваши два письма. Дышат они непоколебимою верою в успех. В последней моей поездке в Читу я эту веру потерял. Стыдно сознаться, но будьте уверены, что
Из книги Самодержец пустыни [Издание 1993 г.] автора Юзефович ЛеонидIV Н. М. Рибо (Рябухин) История барона Унгерн-Штернберга, рассказанная его штатным врачом (Перевод с английского Н. М.
Из книги Самая страшная русская трагедия. Правда о Гражданской войне автора Буровский Андрей МихайловичРоман Федорович Унгерн фон Штернберг (1886–1926) Родился в родовом имении на о-ве Даго (ныне Хийумаа, в Эстонии), барон. Гордился происхождением от известного пирата XVII века.Окончил Павловское военное училище (1908) и назначен в Забайкальское казачье войско. Участник 1-й мировой
Из книги Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны автора Млечин Леонид МихайловичАтаман Семенов и барон Унгерн Одна дама из знатной дворянской семьи вспоминала, как в Чите оказалась в резиденции хозяина города атамана Григория Михайловича Семенова. Перед входом в бывший губернаторский дом с одной стороны на цепи сидел медведь, а с другой - орел. Эта
Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский ВладимирДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ АТАМАНЫ Генерал-лейтенант Г. М. Семенов и генерал-лейтенант барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг Этой главой заканчивается наша книга, и вспомним цитату, какой сборник начинался в первом очерке, где, хотя и советской терминологией, но верно отмечена
автораВольфганг Акунов БАРОН ФОН УНГЕРН - БЕЛЫЙ БОГ ВОЙНЫ Моим друзьям Михаилу Блинову и Дмитрию Шмарину ГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ «Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и
Из книги Барон фон Унгерн - белый бог войны [исторические миниатюры] автора Акунов Вольфганг ВикторовичГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ «Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и четвертой частях в голубом поле три золотых лилии (2+1). Во второй и третьей частях в золотом поле
Из книги Барон фон Унгерн - белый бог войны [исторические миниатюры] автора Акунов Вольфганг Викторович" Кажется, из монархистов только я один в целом свете." Барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг. 15 сентября 1921 г. перед судом «революционного трибунала» в Новониколаевске (еще не переименованном большевиками к тому времени в Новосибирск) предстал Начальник Азиатской Конной
Из книги Легенды и загадки земли Новгородской автора Смирнов Виктор ГригорьевичИоганн Фридрих Унгерн-Штернберг Автор (1763-1825) - остзейский дворянин (барон), ландмаршал лифляндского дворянства, секретарь федерального суда. Его дом в Тарту стал первым зданием вновь открытого в 1802 году Тартуского университета, в котором он был заместителем куратора.
Из книги Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне автора Мартино ЖильберБарон фон Штюрмер Австрийский коллега маркиза барон фон Штюрмер - профессиональный дипломат, сотрудник князя Шварценберга, исполнявший важные дипломатические поручения в Санкт-Петербурге, Париже и Флоренции и назначенный на Святую Елену в награду за «честную и
Из книги Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника автора Берк Уильям ХастингсГлава 8 Барон фон Мош “Вам письмо”. Это он. Под конец планы поменялись. Он хочет встретиться в это воскресенье в Париже. Сегодня пятница, и я во Фрайбурге. Новый план: сегодня взять машину напрокат, отправиться в путь в ночь на субботу сразу после смены, домчаться до Парижа и
Из книги Призрачные страницы истории автора Черняк Ефим Борисович Из книги 500 великих путешествий автора Низовский Андрей ЮрьевичХорватский барон в Мексике Первым путешественником, отправившимся в Мексику из стран Балканского полуострова, был барон Иван Раткай – миссионер и автор путевых заметок. Он родился 22 мая 1647 г. в Великом Таборе – средне вековом замке в хорватском Загорье. Окончив
Из книги За кулисами истории автора Сокольский Юрий Миронович«Вы шутите, барон?» Иногда в старых мемуарах можно найти много интересного и поучительного. Вот что нам удалось извлечь из воспоминаний М. Ф. Каменской.В начале прошлого века ректором Академии художеств был Иван Петрович Мартос. Это был известный скульптор: в Москве, на
«Кровавый барон» Р.Ф.Унгерн: мифы и факты
На сегодняшний день литература о жизни и
деятельности Р.Ф. фон Унгерна-Штернберга достаточна велика. На
протяжении советского периода в трудах о бароне сложились определенные
тенденции, связанные с мифологизацией его образа. Несмотря на то, что в
современной российской литературе оценка деятельности Р.Ф. Унгерна
претерпела существенные изменения, штампы, сложившиеся в советское
время, все еще продолжают существовать. Одним из первых исследований о
борьбе Р.Ф. Унгерна против советской власти написал А.Н.Кислов. Впервые
его небольшой труд «Разгром Унгерна» был издан в журнале «Война и
революция» в 1931 году. Автор ставил своей целью обзор военных действий,
поэтому он мало останавливался на зверствах «кровавого барона». При
этом он единственный обвинял Р.Ф. Унгерна в сожжении села Кулинга со
всеми жителями, включая женщин и детей, при входе Азиатской конной
дивизии в Монголию. В 1964 году труд А.Н.Кислова был издан уже в виде
монографии под тем же названием. Автор был более красноречив, описывая
деяния барона, чей образ уже прочно сложился в советской литературе:
«Озверелые бандиты грабили и убивали мирных советских граждан,
расстреливали коммунистов и советских работников, не щадя ни женщин, ни
детей… Унгерн захватил с собой около ста заложников, угрожая жестокой
расправой в случае какого-либо противодействия со стороны жителей», -
писал А.Н. Кислицын без всякой ссылки на источник информации.
Следующий исследователь борьбы с Р.Ф. Унгерном
оказался еще более суров. Монография Б. Цибикова была написана в 1947
году, в то время советская литература была переполнена обличением
зверств фашизма. С точки зрения автора, Р.Ф.Унгерн был предтечей
фашистской идеологии и, соответственно, просто обязан был быть кровавым
палачом. К чести Б. Цибикова надо заметить, что он не фальсифицировал
данные, черпая информацию из прессы 20-х годов. Например, он заявлял,
что по приказу Р.Ф. Унгерна в Урге было убито свыше 400 человек. Автор
очень подробно описывал расправы над евреями, приводя конкретные
фамилии. Б.Цибиков красочно рисовал картины того, как солдаты Азиатской
дивизии, беря за ноги, разрывали детей на две половинки, а сам Р.Ф.
Унгерн руководил медленным сожжением на костре пойманного на дороге
случайного путника с целью выпытать у него, где хранятся деньги.
В дальнейшем советские авторы уже не прибегали к
таким художественным приемам, чтобы живописать зверства барона, но образ
«кровавого» закрепился за Р.Ф. Унгерном очень прочно. В 1957 году Г.
Кургунов и И. Сороковиков писали в своей книге: «Унгерн - утонченный
садист, для него наслаждение не только в смерти его жертвы, а в
нестерпимых муках этой жертвы, причиненных различными пытками. Тут и
сожжение живого на костре, вырывание крючьями кусков мяса из спины,
прижигание пяток каленым железом и т.д.». В монографии «Крушение
антисоветского подполья в СССР» Д.Л.Голиков объявлял Р.Ф.Унгерна
«изувером-черносотенцем», указывая, что барон оставлял за собой пепелища
сожженных деревень и трупы, все имущество «непокорных» он раздавал
участникам своей банды и кормился за счет грабежа. Основываясь на
газетных публикациях времен Гражданской войны, автор заявлял, что Унгерн
сжигал громадные села вместе с женщинами и детьми, а также сотнями
расстреливал крестьян. Подобные тенденции сохранились в литературе и
90-х годов. Автор монографии «Политическая история Монголии» С.К.Рощин
писал, что Р.Ф.Унгерн был «тиран, маньяк, мистик, человек жестокий,
замкнутый, пьяница (в молодости)». При этом автор не отказывалось барону
и в некоторых положительных качествах - аскетизм, бешеная энергия,
храбрость.
В 90-е годы у исследователей появился доступ к
воспоминаниям современников Р.Ф.Унгерна, а самое главное, на них можно
было свободно ссылаться в публикациях. Неожиданно выяснилось, что
соратники барона были не менее строги к его деятельности, чем советская
литература.
Впервые адекватное освещение жизнь и деятельность
Р.Ф.Унгерна получили в беллетризированной книге Леонида Юзефовича. К
сожалению, подход автора к воспоминаниям современников барона был
практически лишен критики. В произведении А.Юзефовича Р.Ф.Унгерн был
запечатлен точно таким, каким он был отражен в воспоминаниях соратников.
При этом оценка деятельности барона была в целом положительная. Автор
монографии «Барон Унгерн фон Штернберг» Е.А.Белов был осторожен со
свидетельствами соратников барона. Но ему изменила объективность в
описании действий Азиатской конной дивизии во время похода в Россию. На
основании показаний Р.Ф.Унгерна на допросах автор делает вывод о том,
что «на временно захваченной территории Сибири Унгерн вел себя как
жестокий завоеватель, убивал целые семьи коммунистов и партизан, не щадя
женщин, стариков и детей». В действительности, расстрел по приказу
Р.Ф.Унгерна трех семей из десятков поселков, занятых дивизией, являлся
исключением (здесь барон руководствовался какими-то неизвестными нам, но
весьма конкретными причинами). Кроме того, Е.А.Белов в описании
злодеяний барона на советской территории ссылался на самого
недобросовестного мемуариста Н.М.Рибо (Резухина). Отсюда и описания
массового грабежа мирного населения, изнасилования женщин, пыток и даже
сожжения на костре старика бурята. Все это не подтверждается другими
источниками и потому достоверным считаться не может.
С.Л.Кузьмин, редактор сборников документов и автор
вступительной статьи к ним, сознательно дистанцировался от мемуаристов,
уделяя основное внимание военной и политической деятельности
Р.Ф.Унгерна.
Несмотря на большое количество публикаций по
данной теме, личность и некоторые аспекты деятельности Р.Ф.Унгерна так и
остаются в тени. До сих пор не хватало информации, чтобы подтвердить
или опровергнуть традиционный штамп «кровавого барона»,
распространившийся как в советской литературе, так и в воспоминаниях
современников Р.Ф.Унгерна. Положение изменило издание документов и
мемуаров, осуществленное под редакцией С.Л.Кузьмина в 2004 году. Теперь
появилась возможность осветить и эту сферу деятельности Р.Ф.Унгерна,
отделить факты от мифов. Сколько жертв было у «кровавого барона», кто
именно пал от его руки, чем руководствовался Р.Ф.Унгерн, определяя
наказания врагам, собственным подчиненным и «случайным людям», и,
наконец, насколько его деяния являлись исключительными на общем фоне
Гражданской войны - на эти вопросы позволит дать ответ данный материал.
Опубликованные С.Л.Кузьминым материалы делятся на
два блока 1) документы; 2) мемуары. В свою очередь, в собрании
документов выделяются материалы следствия и суда над Р.Ф.Унгерном.
Знакомство с этими источниками оставляет странное впечатление. Все три
группы документов изображают нам свой собственный образ барона, не
схожий с остальными.
Биографические материалы, документы о деятельности
Р.Ф.Унгерна во главе Азиатской конной дивизии и его переписка рисуют
барона как целеустремленного человека, стратега, талантливого командира и
организатора. От вождей белого движения А.В.Колчака, А.И.Деникина,
Н.Н.Юденича Р.Ф.Унгерн отличался тем, что был убежденным монархистом и
не мыслил для России никакого другого государственного устройства.
Главнокомандующие белых армий стояли на позициях непредрешенчества,
считая, что армия не должна участвовать в политике. Барон с самого
начала революции уже имел свой план создания Срединного Царства,
объединяющего все кочевые народы монгольского корня, «по своей
организации неподверженные большевизму». Эти кочевые народы должны были в
дальнейшем освободить Россию, а затем и Европу от «революционной
заразы».
Воплощать свой план в жизнь Унгерн начал еще на
Кавказском фронте. В апреле 1917 года им был сформирован отряд из
местных жителей айсаров, блестяще зарекомендовавший себя во время боевых
действий. Его инициативу поддержал есаул Г.М.Семенов, писавший
А.Ф.Керенскому по поводу национальных формирований и 8 июня 1917 года
выехавший в Петроград для проведения в жизнь этих планов. Деятельность
Р.Ф.Унгерна и Г.М.Семенова была продолжена после Октябрьской революции
уже на Дальнем Востоке, где они вступили в борьбу с советской властью.
Проведя почти всю Гражданскую войну на важнейшем
железнодорожном пункте связи Дальнего Востока с Китаем станции Даурия,
Р.Ф.Унгерн продолжал трудиться над воплощением своих замыслов о
реставрации монархии во всемирном масштабе. Главной надеждой в этом
отношении стал Китай, где также продолжалась гражданская война между
республиканцами и монархистами. Следы глобальных замыслов видны уже в
письме Р.Ф.Унгерна к Г.М.Семенову 27 июня 1918 года, где он предлагал,
чтобы китайцы, находящиеся в их отрядах, воевали с большевиками, а
маньчжуры — с китайцами (видимо, республиканцами), Унгерн считал, что
это будет выгодно и для Японии. 11 ноября 1918 года в письме
П.П.Малиновскому Р.Ф.Унгерн интересовался подготовкой мирной конференции
в Филадельфии и находил нужным послать туда представителей от Тибета и
Бурятии. Другая идея, которую Р.Ф.Унгерн подбрасывал своему
корреспонденту, была об организации женского общества в Харбине и
налаживании его связей с Европой. Последняя строчка письма гласила:
«Политические дела занимают меня целиком».
В начале 1918 года в Маньчжурии Г.М.Семенов собрал
мирную конференцию, где присутствовали представители хараченов и
баргут. Из хараченов в составе белых войск была создана бригада. Вторая
конференция прошла в феврале 1919 года в Даурии. Она носила
общемонгольский характер и имела целью создание независимого
Монгольского государства. На конференции было образовано временное
правительство «Великой Монголии», главнокомандование над войсками
вручено Г.М.Семенову. В ходе Гражданской войны Р.Ф.Унгерн начал готовить
своих офицеров для работы с монголами. Как видно из приказа по
Инородческой дивизии от 16 января 1918 года (вероятно ошибка, в
действительности 1919 год), ее командир уделял особое внимание обучению
личного состава монгольскому языку. С января 1919 года Р.Ф.Унгерн был
назначен Г.М.Семеновым ответственным за работу золотых приисков,
находившихся под контролем атамана.
Очевидно, что потенциальными противниками
Р.Ф.Унгерна и Г.М.Семенова были не только большевики, но и колчаковцы. В
случае успешных действий Восточного фронта и захвата Москвы, к власти
пришли бы республикански настроенные генералы из окружения А.В.Колчака. К
продолжению войны с революцией в любом лице Р.Ф.Унгерн готовился,
формируя отряды из бурят, монголов и китайцев.
По поводу ухода частей Азиатской конной дивизии в
Монголию полной ясности нет. Это был период краха белого движения на
Дальнем Востоке. Его руководители не были уверены в завтрашнем дне и
начали искать пути отхода. В своей монографии Е.А.Белов приводит
сведения о том, что в этот период Р.Ф.Унгерн просил австрийское
правительство дать ему визу на въезд в страну, но разрешения не получил.
Решение барона ехать в Австрию могло быть продиктовано и другими
мотивами. Е.А.Белов приводит проект международного договора,
составленного в штабе Г.М.Семенова. В нем предусматривался ввод в Россию
войск Великобритании, Франции, Америки и Японии с целью реставрации
монархии и с последующими аннексиями территории. Возможно, в Европе
Р.Ф.Унгерну предназначалась роль дипломата, которую он уже играл с
февраля по сентябрь 1919 года во время своей поездки в Китай.
С.Л.Кузьмин считал, что по приказу Г.М.Семенова
Р.Ф.Унгерн должен был провести партизанский рейд через Монголию с целью
перерезать железную дорогу, а затем поднять восстание против большевиков
в районе Иркутска - Нижнеудинска — Красноярска. Г.М.Семенов писал, что у
него существовал единый план на случай поражения белого движения на
Дальнем Востоке. В этом случае база белой армии должна была быть
перенесена в Монголию. По словам Г.М.Семенова, соглашение об этом было
достигнуто между представителями княжества Хамба, властями Монголии,
Тибета и Синцзяна. В походе должны были принять участие отряды китайских
монархистов генерала Чжан Куй-ю. Монголия должна была быть освобождена
от китайских республиканских войск, после чего боевые действия
планировалось перенести на территорию Китая. Операция по захвату
Монголии готовилась в полной тайне. Все изложенное Г.М.Семеновым вполне
подтверждается дипломатическими усилиями, предпринятыми Р.Ф.Унгерном
после занятия Урги.
Этому «Монгольскому» плану не суждено было
воплотиться в жизнь в своем полном виде из-за отказа в поддержке
Г.М.Семенову как японцев, так и китайских монархистов. Вместо того, что
бы «отступать на Ургу», сам атаман бежал в Китай, а большая часть его
войск оказалось в Приморье. Падение Читы произошло гораздо раньше, чем
ожидал Г.М.Семенов, поэтому партизанский рейд Азиатской конной дивизии
превратился в самостоятельную операцию по созданию в Монголии новой базы
белого движения.
После взятия Урги Р.Ф.Унгерн активизировал свою
дипломатическую деятельность. К китайским и монгольским князьям и
генералам им были разосланы эмиссары. Барон разослал письма многим
видным деятелям Монголии и Китая. Ламе Югоцзур-хутухте, назначенному
Богдо-гегеном командующим войсками восточной окраины Халхи, барон писал о
том, что его дипломатическое содействие необходимо для договора с
главой монархистов Шэн Юнем, князьями Ару-Харачийн-ваном и Найман-ваном.
Р.Ф.Унгерн в своем письме провозглашал соединение Тибета, Синьцзяна,
Халхи, Внутренней Монголии, Барги, Маньчжурии, Шаньдуна в единое
Срединное государство. Барон предусматривал и возможность временного
поражения в борьбе с революционерами: «Временные неудачи всегда
возможны, поэтому, когда Вы соберете у себя достаточное количество
войска, я мог бы, в случае неудачи, отступить с остатками халхасцев к
Вам, где оправился бы и, соединившись с Вами, стал продолжать начатое
святое дело под Вашим руководством». План Р.Ф.Унгерна на объединение сил
российской контрреволюции, монголов и монархистов Китая был рассчитан
на длительный срок. Поход в 1921 году в Россию был лишь первым шагом по
практической реализации этих проектов. Измена собственных офицеров не
дала барону возможности предпринять последующие шаги в этом направлении.
Многие современники считали поход Р.Ф.Унгерна в
Забайкалье авантюрой. Но на этот вопрос может быть и иной взгляд.
Исследовавший деятельность белой эмиграции В.Г.Бортневский отмечал, что
1921 год эмигранты начали в твердой уверенности в близости нового похода
против большевиков. Эта надежда подкреплялась известиями о восстании в
Кронштадте, массовыми крестьянскими выступлениями и волнениями рабочих,
распрями в партийном руководстве. Материалы сборника «Сибирская Вандея»
показывают, что в 1920-21 годах Сибирь была охвачена антибольшевистскими
восстаниями. Освобожденные от белых области уже испытали все «прелести»
продразверстки. Во главе восстаний становились бывшие партизанские
командиры. Было очевидно, что в 1921 году после сбора урожая борьба
начнется с новой силой. Эту крестьянскую массу и хотел возглавить
Р.Ф.Унгерн. Он не мог предвидеть, что политика советской власти
изменится и произойдет переход к НЭПу.
Многие действия Р.Ф.Унгерна были рассчитаны как
раз на крестьянские массы. В ходе восстаний в Сибири неоднократно
выдвигался лозунг «За царя Михаила», и Р.Ф.Унгерн поднял флаг с вензелем
Михаила II (хотя династия Романовых совершенно не стыковалась с
созданием Срединной империи). Распространенными лозунгом был «против
жидов и комиссаров». Немедленно антисемитом стал и Р.Ф.Унгерн. В войсках
Г.М.Семенова была еврейская рота, агентами самого Р.Ф.Унгерна были
братья Вольфовичи, но в Урге барон устроил показной еврейский погром. В
приказе № 15 он предписывал уничтожать евреев вместе с семьями.
В случае успеха на российской территории
Р.Ф.Унгерн не мог мечтать, подобно другим белым военачальникам, дойти до
Москвы. Его задачей было создание Срединного государства, а лишь затем
освобождение от революции Китая, России и Европы. В своем походе он
должен был остановиться, например, на линии Урала. Освободить эту
территорию от советской власти теоретически было возможно, но выдержать
наступление пятимиллионной Красной армии нельзя. Р.Ф.Унгерн должен был
опереться на помощь одного из великих государств. Скорее всего, им
должна была стать Япония. Кому, как ни ее императору, было заботиться о
восстановлении разрушенных престолов? В 1932 году в одной из частей
Китая японцам удалось реставрировать монархию. На престол марионеточного
государства Маньчжоу-Го был посажен представитель династии Цинь Пу И.
Последний по времени исследователь деятельности
Р.Ф.Унгерна С.Л.Кузьмин считал, что одним из побудительных мотивов,
заставивших барона совершить поход в Сибирь, стала неверная информация,
сообщаемая перебежчиками. Они говорили о слабости советской власти и
недовольстве населения. Анализ документов Сибирского бюро ЦК РКП (б) и
Сибирского революционного комитета позволяет предположить, что
Р.Ф.Унгерн был очень хорошо осведомлен о положении в ДВР.
Продовольственный кризис в ДВР вызвал конфликт в
командовании армией и в высшем партийном руководстве. В конце апреля
1921 года Политбюро в Москве приняло решение о замене главнокомандующего
ДВР Г.Х.Эйхе В.К.Блюхером, «так как армия близка к разложению». В связи
с принятым решением в среде коммунистов ДВР произошел раскол. По
распоряжению Дальбюро Г.Х.Эйхе был подвергнут домашнему аресту. 30
апреля 1921 года И.Н.Смирнов по прямому проводу сообщал В.И.Ленину и
Л.Д.Троцкому о том, что благодаря бездеятельности Г.Х.Эйхе армия
разлагается, его авторитет окончательно упал. Г.Х.Эйхе внедрил во всех
штабах семеновцев и каппелевцев, что парализует доверие военных масс к
командованию. И.Н.Смирнов требовал сместить Дальбюро, отозвав его членов
вместе с Г.Х.Эйхе в Москву. В свою очередь, Г.Х.Эйхе телеграфировал
Л.Д.Троцкому, что правительство Буфера игнорирует указания центра и идет
по сепаратистскому пути, ярко проявляется «партизанское-интриганское
течение» (о котором он неоднократно докладывал). Работа по реорганизации
партизанских отрядов в регулярные части встретила яростное
сопротивление в верхах партизанского командования, которое решилось на
настоящий переворот в армии, как сообщал Г.Х.Эйхе.
Весной 1921 года ДВР переживала серьезный кризис,
вызванный, в том числе, и действиями Азиатской конной дивизии в
Монголии. В свете всего вышеизложенного замысел Р.Ф.Унгерна имел вполне
реальные очертания. Именно так его и оценивал РВС пятой армии в своем
письме В.И.Ленину: «В случае успеха Унгерна, высшие монгольские круги,
изменив ориентацию, сформируют с помощью Унгерна правительство
автономной Монголии под фактическим протекторатом Японии. Мы будем
поставлены перед фактом организации новой белогвардейской базы,
открывающей фронт от Маньчжурии до Туркестана, отрезывающей нас от всего
Востока». Еще пессимистичнее выглядело сообщение И.Н.Смирнова в ЦК РКП
(б) 27 мая 1921 года. Он заявлял, что внутреннее положение ДВР хорошо
известно противнику. Положение армии ДВР И.Н.Смирнов расценивал как
безнадежное и предсказывал катастрофические последствия.
Р.Ф.Унгерна судили дважды. Первый суд над бароном
был совершен его соратниками. Офицеры Азиатской дивизии, составив
заговор, решили убить своего командира. Еще многие годы после этих
событий в своих мемуарах они продолжали осуждать барона за
безжалостность и жестокость. Второй суд состоялся в Новониколаевске 15
сентября 1821 года. На этот раз Унгерна судили его враги коммунисты.
Защитник Унгерна на суде в Новониколаевске
говорил: «Человек, во время долгой своей военной карьеры подвергавший
себя возможности постоянно быть убитым, фаталист, который на свое
пленение смотрит, как на судьбу, конечно лично не нуждается в защите. Но
в защите нуждается, в сущности говоря, та историческая правда вокруг
имени барона Унгерна,… которая создалась». Вот ради этой исторической
правды исследователь часто должен принимать на себя функции следователя,
что в деле Унгерна просто необходимо, так как его враги как в белом,
так и в красном лагере были заинтересованы в искажении исторической
действительности. Офицерам Азиатской конной дивизии нужно было оправдать
свое восстание против командира во время боевых действий, а красные
желали использовать «кровавого барона» в своей пропаганде.
На суде Р.Ф.Унгерна обвиняли в том, что при
наступлении его войсками в отношении населения Советской России (в
качестве системы покорения) применялись методы поголовного вырезания
(вплоть до детей, которые, по заявлению Р.Ф.Унгерна, вырезались на тот
случай, чтобы не оставлять «хвостов»). В отношении большевиков и
«красных» Унгерном применялись все виды пыток: разламывание в мельницах,
битье палками по монгольскому способу (мясо отставало от костей и в
таком виде человек продолжал жить), сажание на лед, на раскаленную крышу
и т.д.
Из этого делался вывод в том, что Унгерн виновен:
«в зверских массовых убийствах и пытках а) крестьян и рабочих, б)
коммунистов, в) советских работников, г) евреев, которые вырезались
поголовно, д) вырезании детей, е) революционных китайцев и т.д.
Посмотрим, насколько доказаны были эти обвинения.
На допросе по поводу применявшихся им мер
наказания Унгерн говорил, что применял смертную казнь. На вопрос по
поводу видов казни он отвечал: «вешали и расстреливали». На вопрос «А
применяли ли Вы монгольский способ бить до тех пор, пока не отлетят
куски мяса?» - Унгерн, по-видимому, с удивлением, отвечал: «Нет, тогда
он помрет…». Унгерн признавал, что сажал людей на лед и крышу. В допросе
на суде Унгерна спрашивали о том, сколько палок он приказывал давать в
виде наказания. Унгерн отвечал, что палками наказывали только солдат,
били по телу и давали до 100 ударов. В литературе можно встретить
указание на то, что 200 ударов ставят человека на грани смерти. Такое
высказывание вызывает серьезные сомнения. Например, распространенное в
России в XVIII - первой половине XIX веков наказание шпицрутенами (те же
палки) приводило к смерти в районе 4000 ударов, известны случаи, когда
выживали и получившие 12000 ударов. Сведений о том, чтобы от наказания
палками в Азиатской конной дивизии кто-то умирал, не имеется.
По-видимому, следователи так и не смогли понять
смысл наказаний, накладываемых бароном. Они считали, что посажение на
лед и на крышу было разновидностью пытки, поэтому иногда добавлялось «на
горячую крышу».
Во время допроса обвиняемого судьи интересовались,
за что Р.Ф.Унгерн избил адъютанта во время Первой мировой войны. Его
спрашивали: «Вы часто избивали людей?». «Мало, но бывало», — отвечал
барон.
Неоднократно Р.Ф.Унгерна спрашивали, приказывал ли
он сжигать деревни. Он отвечал утвердительно, но при этом разъяснял,
что «красные деревни» сжигались пустые, так как жители из них
разбегались. На вопрос о том, известно ли ему, что трупы людей
перемалывались в колесах, бросались в колодцы и вообще чинились всякие
зверства, Р.Ф.Унгерн отвечал: «Это неправда».
Единственный конкретный вопрос о расстрелах семей
был задан Р.Ф.Унгерну на допросе 27 августа в Троицкосавске. Барон
признал, что 2 семьи (9 человек) в Новодмитровке он приказал расстрелять
вместе с детьми. При этом он добавил, что в Капчарайской была
расстреляна еще одна семья, о чем у следователей сведений не было.
Были расстреляны комсостав и политработники 232
полка и помначштаба 104 полка Каннабих. В Гусиноозерском дацане за
грабеж обоза Р.Ф.Унгерн приказал выпороть всех лам. За присвоение денег
им был повешен сотник Архипов, отдан приказ расстрелять Казаградни за
то, что тот служит и ему, и красным.
На допросах упоминалась лишь одна фамилия
гражданского лица, казненного по приказу Р.Ф.Унгерна, это ветеринарный
врач В.Г.Гей, старый член кооператива Центросоюз. Из ответа Р.Ф.Унгерна
можно заключить, что его спрашивали о том, было ли вызвано убийство Гея
меркантильными интересами. Он ответил, что металлических денег у Гея
почти совсем не оказалось. Вопросы о судьбе семьи Гея не задавались.
В сводке, составленной следователями по допросам
Р.Ф.Унгерна 1 и 2 сентября 1921 года, шла речь о том, что он сначала
отрицал «избиение всего мужского населения поселка Мандал», а затем
сознался, что это было сделано с его ведома. В этом случае барон,
видимо, пошел навстречу следователям и взял на себя обвинение.
М.Г.Торновский упоминает поселок Мандал, но без всяких комментариев.
По-другому обстояло дело с захватом населенного пункта Маймачэн.
Командир чахар Найден-ван провел этот рейд самостоятельно, без
разрешения барона. Захват Маймачэна сопровождался грабежом и возможно
убийствами мирного населения. После этого инцидента чахары были
отправлены бароном обратно в Ургу.
Лишь однажды Р.Ф.Унгерну задали вопрос о том, знал
ли он о насилиях над женщинами, творимыми Л.Сипайловым. Р.Ф.Унгерн
отвечал, что такого не знает и считает эти слухи вздорными. Во время
допроса Р.Ф.Унгерн вспоминал, что была одна женщина, которую он приказал
посадить на лед (провела ночь на льду замерзшей реки).
На вопросы о побуждениях его жестокости со своими
подчиненными Р.Ф.Унгерн отвечал, что он бывал жесток только с плохими
офицерами и солдатами и что такое обращение вызывалось требованиями
дисциплины: «Я сторонник палочной дисциплины (Фридрих Великий, Павел I,
Николай I)». Этой дисциплиной и держалось все войско.
Как это ни странно, но следователи и судьи вовсе
не приложили усилий, чтобы выяснить масштаб преступлений Р.Ф.Унгерна. В
опубликованных материалах следствия и суда отсутствуют показания
свидетелей, лишь несколько раз упоминается о том, что они были. То, что
барон отрицал вменяемые ему в вину грабежи и казни мирных жителей, а
также сожжение сел вместе с женщинами и детьми, суд во внимание не
принял. Конкретными преступлениями, в которых барон признал себя
виновным, были расстрел трех семей (2 семьи из 9-ти человек, численность
третьей неизвестна), своих соратников Архипова, Казагранди и
кооператора Гея. Число расстрелянных по приказу Р.Ф.Унгерна евреев,
членов Центросоюза и пленных красноармейцев не устанавливалось. В
материалах следствия указывалось, что пленных красноармейцев барон или
отпускал, или принимал в ряды дивизии. Были случаи, когда он принимал на
командные должности пленных коммунистов.
Представляется, что коммунисты-следователи были
поражены скромностью «жестокостей» барона. Все выявленные преступления
волне укладывались в повседневную практику самих большевиков. Но
Р.Ф.Унгерн на суде должен был соответствовать образу «кровавого барона» и
служить пугалом для населения России. Отсюда и попытки придать
дисциплинарным наказаниям, практиковавшимся бароном, вид пыток (сажание
на раскаленную крышу, битье палками до отделения мяса), и явное, ни на
чем не основанное многократное преувеличение жертв деятельности
Р.Ф.Унгерна.
Смертный приговор Р.Ф.Унгерну был вынесен в
Кремле. 26 августа 1921 года В.И.Ленин передал по телефону Политбюро
свое заключение по делу барона, заканчивающееся словами: «…устроить
публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять». На
следующий день заключение В.И.Ленина в той же редакции было утверждено
Политбюро. Партийные вожди совершенно не приняли во внимание, что 17
января 1920 года Совет народных комиссаров принял постановление об
отмене смертной казни в отношении врагов Советской власти. В этом
отношении суд над Р.Ф.Унгерном находился в сильном контрасте с похожим
делом, слушавшимся в начале марта 1921 года. В советских газетах тот
процесс освещался под заглавием «Кровавый пир Семеновщины». К суду были
привлечены четырнадцать участников расправы над заключенными в Красных
казармах города Троицкосавска 8 и 9 января 1920 года. В те дни было
убито до 1000 человек. Городская дума для того, чтобы остановить казни,
была вынуждена просить о вводе в город китайских частей. Хотя в руки
советских властей попали далеко не главные виновники событий в Красных
казармах, но и некоторым из них вменялось в вину участие в убийствах:
заключенных рубили шашками, кололи штыками, били прикладами и пытались
травить ядом. Итогом этого шумного процесса стал приговор: семерых
подсудимых — к двадцати годам общественных работ, одного — к десяти
годам, одного — к десяти годам условно, трое были оправданы, а один
выслан из ДВР.
Суд соратников барона был строг, но можно
предположить, что столь же мало объективен, как и большевистский.
Многими исследователями замечено, что офицеры и чины Азиатской конной
дивизии, оставившие свои воспоминания, имели непосредственное отношение к
восстанию против Р.Ф.Унгерна. Они были заинтересованы в чернении
барона, чтобы снять с себя ответственность за провал похода и убийство
командира. Одновременно они пытались переложить на барона
ответственность за все плохое, что было сделано дивизией во время похода
в Монголию. Отсюда попытки представить Р.Ф.Унгерна прирожденно жестоким
человеком, проявлявшим это качество во все периоды своей жизни.
Что же смогли предъявить Р.Ф.Унгерну его судьи из
белого лагеря? Выясняется, что весьма немного (в том случае, если мы это
примем на веру). Действительно, по приказу барона людей не только
вешали и расстреливали, но даже сжигали заживо. Оправдать эти действия
невозможно, даже ссылаясь на чрезвычайную обстановку того времени. Но
можно попытаться понять, почему Р.Ф.Унгерн поступал так или иначе, чем
он руководствовался в вынесении приговоров, какие цели ставил перед
собой. Были ли правы современники барона, во главе с поэтом Арсением
Несмеловым (А.И.Митропольским) утверждавшие, что Р.Ф.Унгерн своими
жестокими поступками просто удовлетворял свою садистскую страсть?
Главным обвинителем Р.Ф.Унгерна суждено было стать
М.Г.Торновскому. Он в течение многих лет собирал материал, чтобы
написать «беспристрастную» картину деятельности Азиатской конной
дивизии. Из десяти конкретных лиц, убитых по приказу Р.Ф.Унгерна и
перечисленных М.Г.Торновским (Чернов, Гей, Архипов, Ли, Дроздов,
Гордеев, Парняков, Энгельгарт, Ружанский, Лауренц), у других мемуаристов
встречаются: у А.С.Макеева - 6; у Н.Н.Князева - 3; у М.Н.Рибо- 2; у
Голубева - 1.
М.Г.Торновский (1882 — после 1955) — выпускник
Иркутского военного училища. В Первую мировую войну был командиром
батальона на Русско-германском фронте. Получил чин полковника и был
откомандирован для работы в Иркутском военном училище. После революции
уехал в Харбин, где вступил в антибольшевистскую организацию «Комитет
защиты Родины и Учредительного собрания». Позднее в армии А.В.Колчака
командовал 1-м Егерским полком. В 1919 году был командирован в ставку
А.В.Колчака, но по дороге получил известие, что адмирал расстрелян, и
остался в Урге.
Во время осады города Р.Ф.Унгерном М.Г.Торновский
был заключен китайцами в тюрьму, где провел около двух месяцев. 10 или
11 января 1921 года он был освобожден по приказу военного министра из
Пекина. После объявления в Урге о приеме добровольцев в Азиатскую конную
дивизию М.Г.Торновский явился в штаб Р.Ф.Унгерна и представился
генералу Б.П.Резухину. Он был определен на должность начальника штаба.
М.Г.Торновский вспоминал, что у него «не лежало сердце к семеновцам»,
так как их деятельность была ему хорошо известна. Сослуживец
М.Г.Торновского поручик А.И.Орлов и сотник Патрин, перешедшие в 1919
году от Г.М.Семенова к А.В.Колчаку, вообще бежали из Урги, чтобы не
служить у Р.Ф.Унгерна. Вызывает удивление, что барон назначил на пост
начальника штаба незнакомого ему офицера. В глазах Р.Ф.Унгерна
М.Г.Торновского компрометировало даже то, что он был членом «Комитета
защиты Родины и Учредительного собрания». Не говоря уже о том, что по не
совсем понятным причинам командир полка покинул театр боевых действий и
в течение года занимался предпринимательством в Урге, в то время, как
Азиатская дивизия вела непрерывные бои. Р.Ф.Унгерн вообще очень
подозрительно относился к колчаковским обер-офицерам, предпочитая не
принимать их на службу. Скорее всего, М.Г.Торновский был определен в
штаб для более тщательной проверки. Через две недели работы, видимо,
получив благоприятный отзыв Б.П.Резухина, Р.Ф.Унгерн назначил его в свой
личный штаб. Сам М.Г.Торновский признавал, что в его распоряжении не
было ни одного человека и он не получал заданий (кроме допроса
полковника Лауренца).
Р.Ф.Унгерн был крайне холоден со своим новым
подчиненным. 5 февраля М.Г.Торновский поступил на службу в Азиатскую
конную дивизию, а уже 17 марта он был ранен и выбыл из строя на два
месяца. До самого выхода дивизии из Урги М.Г.Торновский не имел доступа к
информации и пользовался лишь слухами о происходившем. О многом говорит
тот факт, что, выступая в поход, Р.Ф.Унгерн не оставил в Урге своего
бывшего начальника штаба (еще ходившего на костылях и не могшего
самостоятельно сесть на лошадь). 14 июня М.Г.Торновский догнал дивизию и
получил назначение «походным интендантом», хотя интендантства в то
время дивизия не имела. Таким образом, описание боевых действий
Азиатской конной дивизии в своих воспоминаниях автор передавал также с
чужих слов.
Уже вскоре появилось новое обстоятельство, очень
настроившее М.Г.Торновского против командира дивизии. По словам
мемуариста, на р.Селенгу прибыл капитан Безродный, привезший много
документов, компрометировавших колчаковских офицеров. По поводу
М.Г.Торновского Безродному удалось получить показания о том, что он
преклоняется перед В.И.Лениным и сочувствует его деятельности. Донос был
основан на действительно имевшем место разговоре, где М.Г.Торновский
отмечал, что Ленин войдет навсегда в историю России. Только
заступничество генерала Б.П.Резухина заставило Р.Ф.Унгерна воздержаться
от расправы с мнимым большевиком. Хотя позднее мемуарист и получил
задание пропагандировать в деревнях цели противобольшевитского похода,
доверия Р.Ф.Унгерна он так и не заслужил. Это «вербовочно-агитационное
бюро» за 15 дней работы завербовало всего трех добровольцев. В
результате 10 августа по приказу Р.Ф.Унгерна М.Г.Торновский был
определен простым всадником в первый полк, где, впрочем, был поставлен
старшим над санитарами.
М.Г.Торновский заявлял, что он ничего не знал о
заговоре. Полной неожиданностью для него было убийство Б.П.Резухина. Тем
не менее, М.Г.Торновский был избран офицерами командиром бригады и увел
ее в Китай. Р.Ф.Унгерна он больше не видел. Даже из этого краткого
обзора видно, что у М.Г.Торновского не было причин любить Р.Ф.Унгерна.
Служили они вместе очень недолго и их отношения не сложились. Учитывая
все вышеизложенное, М.Г.Торновского трудно считать беспристрастным
свидетелем. Большая часть его воспоминаний записана с чужих слов.
Воспоминания соратников Р.Ф.Унгерна вообще во многих местах повторяют
друг друга. Это и понятно, ни один из бойцов Азиатской конной дивизии не
мог быть одновременно во всех местах действий ее подразделений.
Оказывается, что свидетелей «зверств» барона практически нет. Все
мемуаристы передают слухи или чужие рассказы. Чтобы быть до конца
объективными, воспользуемся показаниями самого «беспристрастного»
обвинителя М.Г.Торновского, компилировавшего воспоминания своих
предшественников.
Самым впечатляющим из наказаний, примененных
Р.Ф.Унгерном, стала расправа над прапорщиком Черновым. Первым казнь
Чернова описал Голубев (1926 год), видимо, служивший в Азиатской конной
дивизии (других сведений о нем нет). Согласно его рассказу, после
провала первых наступлений на Ургу Азиатская дивизия отошла на Акшу,
имея с собой большой обоз с ранеными. Там распоряжались бывший комендант
Даурии полковник Лауренс и прапорщик Чернов. Договорившись между собой,
они решили убить больных, у которых были деньги. Позднее, чтобы
облегчить обоз, они отдали приказ отравить тяжелораненых, но фельдшер не
выполнил этого указания. Когда Р.Ф.Унгерн получил сведения о
злоупотреблениях в обозе и лазарете, он приказал арестовать прапорщика
Чернова, пороть его, а затем сжечь живым на костре. В дальнейшем
сообщение о преступлении и казни Чернова повторялось с различными
вариациями многими мемуаристами. Например, в 1934 году Н.Н.Князев писал,
что Чернов был сожжен за убийство и ограбление нескольких раненых
всадников, лежавших в лазарете. Очевидно, что Р.Ф.Унгерн специально
придал казни Чернова показательный, демонстративный характер, чтобы
пресечь повторение подобных случаев в дальнейшем.
По свидетельству Голубева, подполковник Лауренц
был соучастником преступления Чернова. М.Г.Торновский, который лично
допрашивал Лауренца, подтверждал это сообщение. По его свидетельству,
Лауренц обвинялся в том, что грабил монголов и хотел отравить раненых,
находившихся в госпитале. Можно предположить, что М.Г.Торновскому
действительно было поручено допросить Лауреца о его служебной
деятельности, но о действительном обвинении он ничего не знал.
Подполковник Лауренц, как комендант Даурии, был ближайшим сотрудником
Р.Ф.Унгерна. Он вместе с командиром Анненковского полка полковником
Циркулинским был ранен во время второго штурма Урги. Затем Циркулинский и
Лауренц получили особое задание и были направлены в Китай.
О миссии подполковника Лауренца можно получить
сведения из письма Р.Ф.Унгерну неизвестного войскового старшины 25
января 1920 года: «Подполковник Лауренц для точной разведки положения на
местах выезжает в Хайлар, вероятно в Харбин…». Сохранились два письма
Лауренца к Р.Ф.Унгерну от 1 и 7 февраля, где он отчитывался о выполнении
задания. 2 марта 1921 года Р.Ф.Унгерн писал Чжан Куню о том, чтобы он
не верил полковнику Лауренцу, так как он бежал.
Миссия Лауренца и Циркулинского оказалась
рискованной. Китайцы начали аресты людей, связанных с бароном.
Циркулинский был арестован при попытке провести транспорт с
медикаментами в Ургу. Он сидел в китайской тюрьме и подвергался пыткам.
Груз был конфискован. За проявленную верность Р.Ф.Унгерн простил
Циркулинскому не только потерю груза, но и дезертирство офицерской сотни
Анненковского полка, командиром которого Циркулинский был до ранения.
Когда он вернулся назад, Р.Ф.Унгерн назначил его начальником обороны
Урги. Видимо, Лауренц повел себя иначе и, выполняя задание барона, не
проявил стойкости и верности белому делу, за что и был расстрелян.
Во время суда над Р.Ф.Унгерном упоминались
несколько фамилий лиц, расстрелянных по приказу барона. Особым вниманием
судей пользовался священник Ф.А.Парняков. На заданный ему на эту тему
вопрос Р.Ф.Унгерн отвечал, что приказал убить священника потому, что тот
был председателем какого-то комитета. В дальнейшем большевики
продолжали «разыгрывать карту» Ф.А.Парнякова: «Христианин, верующий в
Бога, отправляет другого христианина - священника Парнякова на тот свет,
так как он красный… Барон Унгерн — религиозный человек, я в этом
нисколько не сомневаюсь, и это подчеркивает то, что религия никогда не
спасала никого от самых величайших преступлений», - гневно восклицал
обвинитель Е.Ярославский.
Что же писали соратники барона о священнике, чья
смерть была использована большевиками для разоблачения религии?
Полковник В.Ю.Сокольницкий, начальник штаба отряда Кайгородова, писал,
что Федор Парняков был большевиком и председателем одного из
кооперативов Урги. Член Войскового правления Енисейского казачьего
войска К.И.Лаврентьев, во время осады Урги заключенный китайцами в
тюрьму, утверждал, что о. Федор Парняков сыграл провокаторскую роль в
судьбе русских заключенных. Он тормозил их перевод в теплое помещение.
Вполне конкретно описывал деятельность Ф.А.Парнякова проживавший с 1820
года в Урге М.Г.Торновский. Он называл священника «большевиствующим
деятелем», одним из главных проводников коммунистических идей.
Ф.А.Парнякова и его товарищей М.Г.Торновский обвинял в гибели около 100
русских людей, расстрелянных по их доносам в Урге и ее окрестностях. В
другом месте мемуарист писал, что Ф.А.Парняков и его сыновья были
причастны к террористической группе революционеров еще с 1905 года. Сам
священник был «пьяница, похабник, несомненный атеист». Очевидно, что
приказ расстрелять священника Р.Ф.Унгерн отдал по просьбе части жителей
Урги, считавших Ф.А.Парнякова большевиком и агентом китайцев.
Врач С.Б.Цыбыктаров возглавлял больницу при
российском консульстве в Урге. После взятия Унгерном города он был
арестован по обвинению в большевизме и расстрелян. По этому поводу
М.Г.Торновский в своих воспоминаниях предполагал, что С.Б.Цыбыктаров был
кем-то оклеветан или убит с целью реквизиции его имущество. Из
воспоминаний Д.П.Першина, который сопровождал С.Б.Цыбыктарова к барону
после ареста, следует, что последний очень раскаивался, что произносил
речи на собрании в Урге в присутствии конвойных казаков. Сам Р.Ф.Унгерн
говорил о С.Б.Цыбыктарове: «В Чите на собрании я слышал, как он
распинался за коммунистов и за всякие свободы».
После взятия Урги были расстреляны некоторые
колчаковские обер-офицеры. М.Г.Торновский писал, что за панические слухи
был расстрелян подполковник Дроздов. По этому поводу А.С.Макеев
вспоминал, что панические настроения Р.Ф.Унгерн ликвидировал, расстреляв
подполковника Дроздова, распространявшего слухи. После этого больше
никто не решился сомневаться в «устойчивости ургинской жизни».
В Урге был арестован и расстрелян бывший кяхтиский
комиссар А.Д.Хитрово. По воспоминаниям Д.П.Першина, за два дня до
ареста Хитрово заходил к нему и рассказывал об ужасах семеновщины в
Троицкосавске. Он порицал атаманщину и считал ее причиной краха
А.В.Колчака. А.Д.Хитрово принимал участие в решении троицкосавского
городского самоуправления пригласить в город китайцев, чтобы прекратить
произвол семеновцев. Д.П.Першин вспоминал, что несколько членов
городского самоуправления были расстреляны большевиками за приглашение
китайцев. Не избежал этой участи и А.Д.Хитрово, но по приказу
Р.Ф.Унгерна.
М.Г.Торновский вспоминал, что Р.Ф.Унгерн
конфисковал в Урге большой кожевенный завод и поставил управлять им
Гордеева (в прошлом крупного кожевника-заводчика на Волге). Вскоре
Гордеева за маловажный поступок повесили. Что же это за «маловажный
поступок»? М.Г.Торновский упоминал, что Гордеев украл 2500 долларов и
какое- то количество сахара. К.И.Лаврентьев так же указывал, что Гордеев
был расстрелян за кражу сахара со складов завода. Командир сотни
Азиатской конной дивизии получал в месяц 30 рублей, в сравнении с этим
кража 2500 долларов была очень серьезным делом (мародеров Р.Ф.Унгерн
вешал и за украденный отрез ткани).
С 1912 года в Монголии действовал кооператив
Центросоюз, занимавшийся заготовкой мяса и кож. После революции
руководство Центросоюза переориентировалось на контакты с советской
Москвой. Служащие кооператива снабжали деньгами и продовольствием
красных партизан, в то же время срывали поставки мяса белому фронту.
Перед занятием Урги Р.Ф.Унгерн был настроен на поголовное истребление
служащих Центросоюза как большевиков. Но перед штурмом к Унгерну
перебежали двое забайкальских казаков, низовые сотрудники кооператива, и
передали информацию обо всех служащих Центросоюза. Во время последнего
боя за Ургу бывшие белогвардейцы из числа служащих кооператива
присоединились к бойцам Унгерна и стали истреблять своих бывших коллег
большевиков. В дальнейшем Р.Ф.Унгерн продолжил репрессии против членов
Центросоюза, заподозренных им в большевизме. Так был убит вместе с
семьей ветеринарный врач В.Г.Гей. Описывавший его смерть М.Г.Торновский
упоминал, что у Р.Ф.Унгерна были данные, что В.Г.Гей находится в
постоянной связи со штабом 5-й советской армии в Иркутске.
Ф.Оссендовский в своей книге «Звери, люди и боги» писал о В.Г.Гейе: «Он
вел дело на широкую ногу, а когда в 1917 году большевики захватили
власть, стал сотрудничать с ними, быстро сменив убеждения. В марте 1918
года, когда армия Колчака прогнала большевиков из Сибири, ветеринара
арестовали и судили. Его, впрочем, быстро освободили: ведь он был
единственным человеком, способным осуществлять поставки из Монголии, и
он действительно тут же передал Колчаку все находившееся у него в
наличии мясо, а также серебро, полученное от советских комиссаров».
За воровство Р.Ф.Унгерн нередко расстреливал и
своих собственных офицеров, даже заслуженных. М.Г.Торновский, видимо из
воспоминаний А.С.Макеева, заимствовал рассказ о казни адъютанта барона и
его жены Ружанских. Адъютант, получив по подложному документу 15000
рублей, бежал, надеясь захватить в госпитале свою жену санитарку, но они
были пойманы и казнены. После этого должность адъютанта получил
А.С.Макеев.
Большинство мемуаристов, описывающих заключение
унгерновской эпопеи, упоминало казнь полковника П.Н.Архипова. Он
присоединился к Азиатской конной дивизии перед последним штурмом Урги,
приведя с собой конную сотню в 90 казаков. М.Г.Торновский посвятил
смерти П.Н.Архипова отдельный подраздел своего труда. В конце июня
Р.Ф.Унгерн получил известия от Л.Сипайлова о том, что П.Н.Архипов утаил
часть золота, захваченного во время взятия китайского банка (по разным
сведениям 17-18 фунтов или три с половиной пуда). Полковник во всем
сознался и был казнен (по разным сведениям расстрелян, повешен или
удушен после пыток).
Несмотря на то, что Р.Ф.Унгерн вынужден был
прибегать к услугам палачей и доносчиков, это не значит, что он
относился с уважением и любовью к этим людям. Барон терпел их до той
поры, пока они были необходимы. Н.Н.Князев указывал, что в период отхода
от Троицкосавска Р.Ф.Унгерн отдал письменный приказ генералу
Б.П.Резухину повесить своего главного палача Л.Сипайлова, когда он
прибудет в отряд. Тогда же сурово наказан был главный врач дивизии
А.Ф.Клингенберг. Расправа над ним запомнилась многим мемуаристам.
М.Г.Торновский описывал эту расправу с врачом (4 июня 1921 года) так:
Р.Ф.Унгерн, увидев плохо перевязанного раненного, подбежал к
А.Ф.Клингенбергу и стал бить его сначала ташуром, а затем и ногами, в
результате сломав ему ногу. После этого врач был эвакуирован в Ургу. При
внимательном рассмотрении биографии А.Ф.Клингенберга надо признать, что
у барона мог быть и другой повод, кроме плохого ухода за больными, для
наказания своего главного врача. Мемуарист Голубев так описывал
деятельность А.Ф.Клингенберга: бежав от красных из Верхнеудинска, он
стал работать врачом в Кяхте, где сошелся с местными евреями. Оказавшись
мобилизованным в дивизию Р.Ф.Унгерна после взятия Урги, А.Ф.Клингенберг
возглавил расправу над евреями. Во главе казаков он приходил на
квартиры своих старых знакомых, изымал деньги и ценности, а затем
расстреливал хозяев. Затем А.Ф.Клингенберг стал осведомителем и доносил
барону о разговорах среди раненых в госпитале, «многим сократив жизнь».
За это он и был расстрелян по приказанию полковника Циркулинского уже
после оставления белыми Урги.
Нет ясности с обстоятельствами смерти двух других
медиков. М.Г.Торновский сообщал о казни зубного врача корейца Ли и
медицинского фельдшера из Омска Энгельгардт-Езерского. Причем, последний
был сожжен так же, как прапорщик Чернов. М.Г.Торновский не знал причины
этих казней. Вскользь о них упоминали А.С.Макеев (о Ли), Д.Д.Алешин и
Н.М.Рибо (о Энгельгардт-Езерском). Если принимать на веру эти сообщения,
то прослеживается какая-то необычная пристрастность барона к
медицинским работникам. Г.М.Семенов вспоминал, что в бытность свою в
Хайларе Р.Ф.Унгерн отдал приказ расстрелять доктора Григорьева, ведшего
пропаганду против барона. Среди распоряжений Р.Ф.Унгерна по отдельной
Азиатской конной бригаде сохранился приказ от 20 декабря 1919 года по
поводу ареста врача бригады Ильинского. Барон приказывал арестовать
медика на один день и две ночи за то же самое, за что он уже арестовывал
его две недели назад: «Посмотрю, кому надоест раньше: мне ли сажать,
ему ли сидеть», - писал Р.Ф.Унгерн (заметим, что вопреки мнению,
сложившемуся в исторической литературе о режиме на станции Даурия, речь в
приказе идет лишь об аресте, физическое воздействие вообще не
предусматривалось). Врачи отвечали барону нелюбовью, один из них —
Н.М.Рибо — принял активное участие в заговоре против командира Азиатской
конной дивизии. Очевидно, что Р.Ф.Унгерн был монархистом ультраправых
убеждений. В его глазах большевиком был любой, не разделявший его
взглядов на государственное устройство. Таким образом, в число таких
«большевиков» попадала почти вся русская интеллигенция того времени.
Близко же сталкиваться в ходе действий дивизии Р.Ф.Унгерну приходилось в
основном с медиками. С ними, как с представителями «революционной
интеллигенции», он бывал иногда, мягко говоря, не в меру суров.
Подозрительность Р.Ф.Унгерна к новым людям,
попадавшим в дивизию, была вполне обоснована. На разных уровнях
партийного руководства, в том числе и на самом высоком, в Москве,
неоднократно издавались директивы о посылке агитаторов в отряды барона с
целью их разложения. В монографии, посвященной деятельности ВЧК-ГПУ,
вышедшей в 70-х годах, утверждалось, что пленение Р.Ф.Унгерна было
организовано полномочным представителем ГПУ Сибири И.П.Павлуновским. В
отрядах барона действовали советские агенты, которые и организовали
заговор в Азиатской конной дивизии. Хотя такое заявление и
представляется очень сомнительным, но подобную задачу чекисты перед
собой определенно ставили.
Очень показательным примером является описание в
мемуарах расправы Р.Ф.Унгерна над единственным конно-артиллеристом
дивизии капитаном Оганезовым. В описании М.Г.Торновского Оганезов был
отправлен пасти скот в наказание за то, что его батарея вела огонь с
закрытой позиции. Другую версию этого события приводит Н.Н.Князев. По
его воспоминаниям, Оганезов был наказан за то, что обстрелял сопку, где в
это время находился барон. Мы уже никогда не узнаем, как происходили
эти события. Прочие мемуаристы не упоминают о них. Но если совместить
оба рассказа, то получится, что Оганезов обстрелял сопку, где находился
Р.Ф.Унгерн после его запрещения стрелять с закрыт
Барон Унгерн фон Штернберг на взгляд джьотиш December 9th, 2015
Роман Федорович в молодые годы отдался дрейфу: военная карьера, без особых скачков, текла своим чередом, а барон в это время смотрел вглубь себя. В каком состоянии тогда находился Унгерн фон Штернберг, можно судить по характеристике барона Петра Врангеля, которому «посчастливилось» одно время быть командиром «буддиста»: «Оборванный и грязный, он спит всегда на полу среди казаков своей сотни, ест из общего котла и, будучи воспитанным в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них оторвавшегося. Оригинальный, острый ум, и рядом с ним поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор. Поразительная застенчивость, не знающая пределов расточительность…».
В июле 1913 года Унгерн вдруг выходит из дрейфа. Он подает в отставку - тогда барон был в чине сотника в 1-м Амурском полку Забайкальского казачьего войска - и уезжает в монгольский город Кобдо. Формальная цель Унгерна - присоединиться к монгольским повстанцам в их борьбе против Китая. Слабая объяснимость таких поступков с точки зрения конформистского здравого смысла и ставит впоследствие пишущих о бароне перед выбором - либо Роман Фёдорович безумен, либо, что вероятнее, он просто-напросто тщательно скрывал от окружения свои мысли и мотивы.
Вряд ли Роман Федорович так легко пожертвовал военной карьерой в Российской империи ради того, чтобы поступить на монгольскую службу. Более того, в полной мере поучаствовать в освободительной войне монголов ему так и не удалось - там воцарился мир. Согласно скудным сведениям об этом периоде жизни барона, он проводил время в изучении монгольского языка и конных ночных прогулках по степи, где любил погонять волков. Правда, другие свидетельства говорят, что фон Унгерн-Штернберг совершил паломничество в несколько буддийских монастырей и даже посетил Тибет.
Сразу же после начала Первой мировой фон Унгерн-Штернберг прервал свою монгольскую авантюру, вернулся в Россию, а затем отправился на фронт. На войне барон проявил граничащую с безрассудством отвагу, был ранен пять раз, но всякий раз смерть, оказавшись лицом к лицу с ним, вынуждена была свернуть в сторону. Один из сослуживцев барона вспоминал о нем: «Для того, чтобы так драться, надо или искать смерти, или точно знать, что ты не умрешь».
В начале 1950-х в одном из индийский журналов, посвященных джьотиш (индийской астрологии), была опубликована и проанализирована астрологическая карта Унгерна. Астролог обратил внимание на несколько комбинаций в гороскопе. Первая - это соединение Марса с так называемой планетой-призраком Раху. Под таким соединением рождаются безумные храбрецы, лишенные по природе своей страха. А самое главное - самореализация человека с такой комбинацией возможна только через войну. Второй была комбинация соединения Венеры и другой «теневой планеты» Кету в 12 доме гороскопа, что обещало барону освобождение от реинкарнаций уже в этой жизни. Кстати, своё признание Унгерна проявлением Махакалы буддийские ламы основывали вовсе не на его воинских подвигах, какможно подумать, на положении планет в его гороскопе.
Хотя должен заметить, что общераспространённое мнение о проявлении Махакалы стоит уточнения - великий Богдо-гэгэн признал его проявлением Бегдзе (Чжам-срин - тиб.), или Жамсарана, как его называли монголы. Это действительно бог войны, но если уж говорить о буддизме ваджраяны более профессионально, Бегдзе это проявление Речи Ямантаки.
Бегдзе (Жамсаран) .
Жамсаран-сахьюсан - особый Защитник, который связан с кармой монголоязычных народов. И его именем Богдо-гэгэн VIII назвал Унгерна. Бытует даже предание, что после того, как правитель Монголии объявил Унгерна, освободившего Ургу (Улаанбаатар) от китайских оккупантов, Защитником Дхармы и проявлением Жамсарана, он вручил ему этот пистолет:
На магазине пистолета - мантра Авалокитешвары. Выше - изображение
гневного подношения в высших тантрах ваджраяны.
Как последователь буддизма барон знал, что нельзя обрести освобождение без гуру. Кто был духовным наставником Унгерна, мы не знаем. Однако свидетельства говорят, что Роман Федорович никогда не действовал, не посоветовавшись с окружавшими его ламами. Даже формальные номера приказов командира Азиатской конной дивизии тщательно выверялись нумерологическими расчетами лам. Вряд ли гуру следует искать в окружении Унгерна. Подлинный духовный наставник находился, скорее всего, далеко: может быть, в каком-нибудь монгольском монастыре, может быть, вообще в Тибете. Именно приказом учителя можно объяснить то, что осенью 1920 года Азиатская конная дивизия Унгерна сорвалась с «насиженного» места в Забайкалье и совершила свой знаменитый рейд в Монголию.
Известно, что монгольский правитель и первосвященник, «живой Будда» у монголов, Богдо-гэгэн VIII, находясь под китайским арестом, тайно переслал барону послание с благословением на освобождение Урги от китайцев. Зимой 1921 года барон взял город, сломив сопротивление китайских войск, превосходивших его дивизию в несколько раз. Вернувший себе власть в Монголии Богдо-гэгэн даровал Унгерну титул князя. Был ли он гуру барона? Вряд ли. Вскоре фон Унгерн-Штернберг отправится в поход на Советскую Сибирь, в котором едва ли был заинтересован правитель освобожденной Монголии. Это означает, что барон был «духовным чадом» какого-то другого человека, амбиции которого никак не ограничивались Монголией.
Освобождение Урги 3 февраля 1921 г., и последовавшее за этим 26 февраля торжественное восстановление прежней халхасской теократии, поставили Унгерна и его соратников в один ряд с величайшими национальными героями Монголии. Соответствующий указ был подписан и оглашен VIII Богдо-гэгеном в монастыре Узун-хурэ. Он гласил: «Я, Джебцун Дамба Хутухта, лама Внешней Монголии, был возведен на трон, и по велению неба, по тройственному соглашению Монголии, Китая и России, страна наша управлялась самостоятельно. Неожиданно, вследствие насилия и неподобающих действий со стороны революционных китайских чиновников, солдат и офицеров, страна наша подверглась разным стеснениям. Но благодаря молитвам ламы, обладающего тремя сокровищами, объявились знаменитые генералы-военачальники, которые уничтожили коварного врага, взяли под свою охрану Ургу и восстановили прежнюю власть, почему они заслуживают великого почитания и высокой награды».
Унгерн возводился в ранг потомственного князя Дархан-Хошой Цин-вана - высший ханский титул, доступный лишь чингизидам по крови - с присвоением звания «Возродивший государство великий батор, генерал Чжан-чжин» (в другом переводе - «Дающий развитие государству великий батор, командующий»).
Унгерн в последний год своей жизни открыто декларировал, что его миссия - восстановление империи Чингисхана. Именно по этой причине летом 1921 году он отправился в свой сибирский поход, свой последний рейд. Интересно, что за несколько месяцев он рассказывал, что предчувствует свою скорую смерть и чуть ли не называл точное время. Означает ли это, что Унгерн собирался восстановить империю Чингисхана за фантастически короткий срок? Или это была просто декларация, а сам барон видел свое предназначение в гибели при воплощении нереализуемой амбиции?
Халат Унгерна, расстрелянного по приговору Чрезвычайного революционного трибунала 15 сентября 1921 г. в Новониколаевске, в настоящее время хранится в фондах Центрального музея вооруженных сил. Однако, существует любопытная информация о другом «мундире», хранящемся в фондах Минусинского краеведческого музея. В музей он был передан 30 сентября 1921 г. видным партизанским деятелем П.Е. Щетинкиным через Минусинский уездный исполком, о чем сохранились соответствующие документы. В описании журналистки Н. Калеменевой, это «какой-то странный жилет, запахивающийся, как монгольский халат - слева направо. Небольшой воротник-стойка, очень глубокие проймы для рук. По бокам слева и справа из желтого шнура сделаны навесные петли, застегивающиеся на выпуклые круглые пуговицы. На погонах таким же шнуром выложен зигзаг и пришито несколько металлических звезд… Вспомнилась фотография барона… На ней он заснят в этом странном жилете, одетом поверх то ли гимнастерки, то ли кителя. Видимо, он так и носил его - в сочетании с традиционной военной формой Российской армии».
Вишневая курма, принадлежавшая барону Р.Ф. Унгерн фон Штернбергу (Минусинский краеведческий музей, г.Минусинск). Фото А. Мухранова (опубликовано: http://www.muhranoff.ru/2009/1.htm)
Давайте послушаем самого Романа Федоровича, который писал в письме одному китайскому генералу: «Сейчас думать о восстановлении царей в Европе немыслимо… Пока возможно только начать восстановление Срединного Царства и народов, соприкасающихся с ним до Каспийского моря, и тогда только начать восстановление Российской монархии.. Лично мне ничего не надо. Я рад умереть за восстановление монархии хотя бы и не своего государства, а другого».
В августе 1921 года Унгерн попал в плен к красным. Уже через несколько дней Ленин высказал свое предложение: «Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения, и в случае если доказанность полнейшая, в чём, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять». Троцкий, который возглавлял Реввоенсовет, хотел провести суд в Москве, на глазах «всех трудящихся». Однако «красные сибиряки» уговорили своих «старших братьев» провести трибунал в Новониколаевске (ныне Новосибирск). Остается тайной, почему Троцкий и Ленин так легко отказались от желания показать «шоу» с «кровавым бароном» на «большом московском экране».
Суд состоялся 15 сентября 1921 года, и тем же вечером барона расстреляли. В архивах сохранились протоколы допросов Унгерна. Они очень странные: будто «комиссары» силились кому-то доказать, что допрашивали именно Романа Федоровича Унгерна фон Штернберга. Например, барон зачем-то рассказывал на допросе о том, что несколько раз бывал у «живого Будды» Богдо-гэгэна VIII и что тот очень любит шампанское. Или еще - на вопрос о том, почему он носил вишневый монгольский халат, Унгерн ответил, чтобы «на далеком расстоянии быть видным войскам». Кстати, халат, по сути дела, был одним из главных доказательств, что арестовали и расстреляли именно барона. Другой «уликой» была фотография пленного Унгерна в этом самом халате.
Очень подозрительно выглядит и эта цитата из протокола: «Живым в плен попал вследствие того, что не успел лишить себя жизни. Пытался повеситься на поводе, но последний оказался слишком широким». Буддист, которого монголы почитали Махакалой, рассказывает комиссарам, что хотел малодушно повеситься… Похоже на шутку. Документ с протоколом допроса заканчивается словами «На все вопросы без исключения отвечает спокойно». Пожалуй, это единственные слова, в которые можно было бы поверить. Говорят, что барона расстреливали, целясь в грудь, чтобы затем отвезти его мозг в Москву, для исследований. Тело же зарыли в лесу, в неизвестном месте.
После известия о казни барона правитель Монголии Богдо-гэгэн отдал приказ провести службы по Унгерну во всем монгольских храмах.
Кстати, день смерти Унгерна проанализировал астролог - в том самом индийском журнале 50-х. Так вот - на 15 сентября 1921 года, согласно гороскопу барона, в так называемом «доме смерти» соединились сразу четыре планеты: Меркурий, Юпитер, Сатурн и «призрак» Раху. Все это указывало, по мнению звездочета, что фон Унгерн-Штернберг все-таки покинул этот мир именно в тот момент. А в «доме врагов» соединились Солнце и Марс, главная планета в гороскопе барона.
Основной материал: Барон Унгерн. Путешествие на край ночи
Русская Семерка russian7.ru
Именно благодаря барону с его полным пренебрежением к опасности, смогшему увлечь в казавшийся современникам безумным поход на Ургу горстку казаков и солдат, сегодняшняя Монголия является независимым от Китая государством.
"Демон монгольских степей". Роман об Унгерне.